ЗУУM-ная поэзия и проза периода пандемии - страница 6

С балкона посмотрела

И не смогла стерпеть —

Пусть ветрено, я смело

Пью солнечную медь:

Побег от карантина…

Отмажусь: «В магазин»!

У берегов не тина,

А палки после льдин…

По лестнице до волн я

Тихонечко иду.

Ох, ветреная воля!

Я с солнышком – в ладу!

Хочу потрогать воду,

Но раньше – плюх – волна!

В весеннюю погоду

Сейчас я влюблена.

Река! И солнца блики

Гуляют на волнах!

И – голуби-курлыки,

Им – счастьем день пропах!

Соседка, Гелькяй, наливай чаёк!

С башкирским приду медком.

Нет ближе тебя, через твой порог

Два шага, и вот – мой дом!

Не зря у башкир самый вкусный мёд,

Ваш конь Акбузат-Пегас

До творческих высей всех пчёл несёт

Сегодня, и встарь – не раз!

Поэтам полезно, то знаю я,

Есть мёд и чаи гонять:

Домчит Акбузато-Пегас меня

В красивейшие края!

Расскажет соседка про сотни рек,

Родню, и цветы, и пчёл…

Несёт баурсак и бялиш-чурек —

Так надо, к ней гость пришёл.

Чаи с карантином – здоровья для,

И больше того – с медком…

И, важность соседства не умаля,

Сидим, говорим ладком.

Живое дыханье планеты храня,

Всю трепетность жизни поняв —

Не могут они убегать от огня,

Их долг, их опора – в корнях.

Стоит ряд сгоревших, погасших солдат —

Деревьев, оставшись в строю.

Не мне рассуждать – в этом кто виноват,

О горе сегодня пою.

Леса выгорали. Им жить бы да жить…

Но не изменить, не вернуть.

Огонь ни зверей, ни плодов не щадит.

Он гонит – в побег, в дальний путь.

Не их – им стоять, пищей злобной войны,

Сжигая – печали плодит.

А чья-то вина, чьи сердца холодны,

Опустится, как монолит.

Суда не прошу, не взываю к судьбе.

Я знаю – настигнет ответ

Все мысли, все души, вопросы к себе —

Их мука на множество лет.

Пусть будет. Пусть знают – не день и не два,

А всем поколениям впрок —

Моё обращенье – не просто слова:

Виновен – кто лес не берёг!

Людям дана любовь, чтоб её расходовать,

помнить и чувствовать, как щедра Земля:

как из наитий и сочленений хордовых

вышли в долины, горы, леса, поля.

Как обрели огонь в колыбелях каменных,

как допустили в сердце беду, вражду,

как из необоримых и неприкаянных

стали ещё жесточе, чем жар в аду.

Как возвестили царствие новой радости,

всепожирание на приязнь сменив —

мир, до ядра разъятый, замкнули радугой,

время очеловечив: часы и дни.

Всему своё начало, свой конец,

пусть будет скорбь утрате

соразмерна.

Корона вируса – таков венец,

нечаянно надетый в драме скверной.

Ты нас на торжище не позовёшь —

ведь за твою светящуюся душу

потребует Харон не медный грош —

он будет песни ласковые слушать.

И, зачарованный твоей игрой,

не в царство мёртвых отвезёт, а в кущи.

Ты только не молчи, играй и пой,

а мы подхватим – звонче, громче, пуще.

* * *

Жизнь уводила ввысь, но труд сочтя за милость

и с хваткой палача держась за ремесло,

я падала к земле и заново училась

ценить траву и лес, лопату и весло.

Я шла по топким мхам, сквозь бурелом и чащи,

у чуткого зверья перенимая нюх,

и жажда всех времён смирилась с настоящим,

увековечив плоть, очеловечив дух.