Звери рейха. Образы животных и немецкая пропаганда - страница 3

Значимый след оставили животные в педагогике и воспитании 30–40-х годов. На примере гусениц шелкопряда и колорадских жуков мы увидим, как уже с младых ногтей детей готовили к войне и сражениям. Судя по школьным и детским книгам, насекомые использовались помимо прочего для объяснения детям, что – но прежде всего кто – является «вредителем», «нахлебником» или «паразитом».

При этом единой по форме идеологии национал-социализма не существовало. То, насколько произвольно сочетались идеологические воззрения между собой, можно проследить на примере отношения национал-социалистов к охоте: если Гитлер высмеивал охотников и называл их зелеными масонами, то имперский егерь Герман Геринг, как известно, не знал удержу в трофейной охоте. В центре этой главы находится благородный олень Драчун, который пал жертвой пристрастия Геринга к трофеям. Отлитая в бронзе скульптура оленя пережила 12 лет Тысячелетнего рейха и сохранилась до сих пор – так же как и идеологическое наследие Геринга, чье влияние на егерство не ослабло и в наши дни.

И наконец, если речь идет о роли животных при национал-социализме, нельзя не упомянуть об одном виде: Вторая мировая война, в первую очередь Восточная кампания, была бы невозможна без миллионов лошадей. В последней главе мы сопроводим тракененского жеребца Зигфрида, участвовавшего в нападении на Советский Союз летом 1941 года и отправившегося дальше на восток в то время, когда двигатели и механизмы давно испустили дух на русском морозе. В этой главе показано, каким сложным, неоднородным было символическое значение лошади для картины мира национал-социалистов – и какую длинную тень отбрасывает этот символ вплоть до сегодняшней ФРГ.

В своем сборнике афоризмов и коротких эссе «Minima moralia. Размышления из поврежденной жизни» Теодор Адорно писал, что «негодование по поводу совершённых ужасных преступлений тем слабее, чем меньше их жертвы похожи на обычных читателей». Из этого он делал вывод: «Возможно, социальный схематизм восприятия у антисемитов устроен так, что они вообще не видят в евреях людей. Постоянно встречающееся высказывание, будто дикари, чернокожие, японцы – все равно что животные (например, обезьяны), уже содержит в себе предпосылку к погрому. Возможен ли погром, решается в тот момент, когда смертельно раненное животное встречается взглядом с человеком. Упорство, с которым последний игнорирует этот взгляд – “Ведь это всего лишь животное!”, – неизбежно повторяется и в злодеяниях против людей, при совершении которых преступнику приходится вновь и вновь уверять себя в том, что это “всего лишь животное”, хотя еще в случае с животным он не был полностью в этом уверен»[26].

Для Адорно в обращении с животными отражалось отношение человека к самому себе. В этом смысле история и истории животных при национал-социализме – не только свидетельства своего времени. Они являют также картину мира и образ человека, порожденные этим временем, и в конечном итоге являются гораздо бо́льшим, чем просто немыми второстепенными героями.

Я дал своей боли имя и зову ее «собакой».

Фридрих Ницше, «Веселая наука»

Словно из ниоткуда появился незнакомец, возник так внезапно, что он его поначалу даже не учуял. Правда, он был целиком занят выслеживанием крысы. Бежал за ней через окопы, проползал под проволочными заграждениями, видимо в какой-то момент потерял направление и, сам того не заметив, оказался на стороне противника – и вдруг перед ним вырос этот мужчина. Незнакомец хватает его, он впивается зубами со всей силы, но мужчина не отпускает и тащит его в темное помещение под землей, где воздух влажен, свеж и пахнет человеком.