– Знаю… Богосуженая ты мне, Шура. – благовейно зашептал Лукьян мне в висок. – Знаю я это. Чувствую.
Молодец бережно обхватил меня за плечи, прижимая к свой неистово вздымающейся груди, словно боясь, что вновь убегу от него.
***
– Когда же ты воротишься ко мне? – вздохнула я опечалено, узнав, что возлюбленному моему надо обратно в края свои родные родных проведать.
Лукьян мягко улыбнулся и взяв мою руку в свою, поцеловал ладонь, прежде чем начинать по одному загибать пальцы мои.
– Вот смотри, – он загнул первый палец. – Сейчас вот серпень, август то бишь по-новому. Потом: вересень, листопад, грудень и в конце студня я и обернусь пред тобой, душа моя. Прям в Коляду и вернусь! – он снова поднёс к своим пылающим губам мой кулачок, обхватив его полностью в своей широкой ладони. – Солнечное Рождество вместе уж справим!
Он нехотя отпустил мою руку, и я почувствовала на пальце безымянном что-то прохладное.
В тусклом свете сеновала живо засияло маленькое серебряное колечко на моей руке, переливаясь холодным отблеском.
Я ахнула от восхищения, а Лукьян притянул меня к себе и зарылся лицом в мои волосы, жадно вдыхая воздух.
– Вернусь и свадьбу сыграем! Дождись меня только, любовь моя… – прошептал он, проведя рукой по моей распущенной косе.
И я ждала, считая луны и часы, до того дня, когда возвратится мой милый из краев далеких и сделает меня своей перед взорами Богов наших Рóдных и всей деревни.
***
Четыре месяца пролетели незаметно. Всю осень я провела подле ведьмы, работая и обучаясь знахарству и различным видам защитной магии. Световые дни были наполнены усердной работой и учебой. Но ни одна тёмная ночка не проходила без воспоминаний о моем Лукьяне. Каждый раз сердце срывалось в счастливый полет от одной только мысли, что скоро я уже увижу его и заключу в свои объятия.
И вот наступил конец студня – время, когда мой суженый обещал вернуться. Я не знала, в какой день, иль час, но душа радостно трепетала, как весенняя птица, при виде дороги лесной.
С зари баба Озара была в плохом настроении. Она серчала на старейшину деревни за то, что тот начал воротить заборы да капканы расставлять вокруг огородов и посевных полей, чтобы животину дикую славливать, которых она прикармливала.
Позавтракав и замесив тесто для праздничного каравая на Коляду, мы отправились в деревню, чтобы совершить свой обычный обход, ухаживая за больными, исцеляя их травами и различными снадобьями наговоренными.
Пройдя немного по поселению, я заметили, что в воздухе витает ощущение беспокойства. Глаза древлян нервно метались, их оживленный шепот разносился по ветру.
– Мухоблудите опять? Без дела на печи сидите, штаны просиживаете! – гаркнула бабушка на беседующих мужиков на лавке у избы собраний.
Я еле сдержала хихикание, следуя за ней по пятам.
– А ты чего ржешь аки конь за спиной моей? – фыркнула на меня баба Озара, остановившись около входа в избу. – Ходишь пыней теперь по деревне, Шурка! Недоступная, гордая птица! А коли твой рыжик карпатский не вернётся?
Лукавый прищур ведьмы пробрал меня до мурашек.
Я стиснула зубы, непокорно мотнув головой.
– Вернётся! Любим мы друг друга очень… Кольцо его на мне! – гордо продемонстрировала я колечко на пальце своём.
– Побрякушка эта? Тьфу, а не обещание! – усмехнулась она. – Обещание крепкое через церемонию, обряд совершают иль… через кровь хоть!
– Не надо нам кровопролития попусту, бабушка! Верю я ему и так. Вернётся он! Знаю это. – запротестовала я, засовывая оледеневшие руки в овечью шубку.
