– Вот он, гад! – Валентин коленом опустился на впалую грудь блатаря. – Где пацан, кобел?
– Какой пацан? – глаза у мужичонки забегали, язык неуверенно слизывал выступающую из разбитой губы кровь. Вурдалак да и только…
– Дважды не спрашиваю, – Валентин усилил давление коленом, и в ту же секунду пара добровольных кулаков колотнула из-за спины. Голова мужичонки мотнулась, из носа брызнуло сукровицей.
– Хорэ, парни! – Валентин тряхнул мужичка. – Ну?
– Заходил – и ушел. А чего?..
В этом самом «чего» проскользнула удивительно невзрослая интонация, словно оправдывался не взросляк, а схваченный за ухо мальчуган. Так или иначе, но теперь Валентин уже не сомневался: перед ним тот самый человек, что дожидался мальчонку на скамье.
– Кто дал команду пасти квартиру на Пролетарской?
– Какую, на хер, квар… – вопрос остался незавершенным. Мужичонка вспомнил о кулаках, готовых в любой миг прыгнуть из темноты.
– Жду правды, – зловеще предупредил его Валентин.
– Так это… Пацаны доложили. Там вроде дедок одинокий. Ну и вот… Проверили на всякий случай. Порожняк или что путевое…
И снова сработали кулаки – на этот раз крепче, чем следовало. На минуту блатарь окунулся в беспамятство, а вновь очухавшись, тихо заскулил.
– Кто навел? – переиначил вопрос Валентин. – Сулик, Алоис, Люмик?
Голова лежащего замоталась.
– Тогда кто?
Слезы текли по разбитому лицу, но допрашиваемый молчал. Валентин наклонился к самому его уху.
– Хочешь самого плохого? Могу устроить… Тут твои подельники. Свидетелями станут. На всех зонах потом подтвердят.
Противник всхлипнул. Дураком он не был – понял, чем грозили. И решил сдаться.
– Стол…
– Что, стол?
– Паспортный… Там баба. За монету сливает информацию. О тех, кто, значит, один.
– Имя!
– Не могу я…
– Имя, козлина!
– Люба. Люба Кашева…
Валентин перевел дух.
– Ты про тех двоих спроси, – толкнул его в плечо Митяй. – На кой нам эта Люба?
– Тех двоих, – Валентин нахмурился. – Черт, действительно!..
***
Заканчивали празднование уже в сумерках под кронами тополей, успев принять на грудь еще по фуфырику, угодив в некое подобие табора, где от тельняшек, значков и беретов рябило в глазах. В кармане Валентина лежало к этому времени больше десятка бумажек с номерами телефонов, а с Шурой они успели померяться силой на кистях и на кулачках, став практически кровными братьями. Шура подбил Валентину губу, Валентин познакомил сержанта с коронным двойным ударом слева, уложив под вопли «землячества» на землю. Очнувшийся Шура полез целоваться – он уважал силу. Валентин рассудительно объяснил ему, что это еще фуфло, детский лепет и овечьи катышки! – октагон реально круче. И даже бокс, если, конечно, профессиональный – совсем другая песня.
– Сам сравни: двенадцать раундов – и три! Тридцать шесть минут – и девять! Разница! – и он рассказывал что-то о Кассиусе Клее, о Джо Фрезере и Стивенсоне. Кажется, это был центральный парк, и они сидели на траве, поедая консервы, вкуса которых Валентин уже не чувствовал.
– А самое смешное, это простые домушники! – втолковывал он Шуре. – Я-то думал – кто пострашнее. А это так! Шелупонь!
– Но мы их все равно четко уработали. Кащей там понаблюдал издали, сказал, два воронка прикатило. Минут через десять. И всех наших клиентов повязали.
– А чего вязать, – уже связанные! На халяву-то все мастера!..
Не без удовольствия вспоминали, как навестили всем войском и Любочку Кашеву. Вот ведь энергия-то какая в них пробудилась! Одуреть можно! Адрес сумели разузнать, в подъезд вломились. Квартира впрочем оказалась за бронированной дверью, и открывать им, само собой, не стали. Но на угрозу вызова милиции десантура ответила тем же.
