Звезда и Крест - страница 43
Зима наступила и в сердце отрока. И душа его окоченела, словно труп фавна. Это он почувствовал не сразу. Кромсать человечью плоть с каждым разом становилось все привычнее, а под конец даже нестрашно. Оказалось, рубил по себе, разрезая и сокрушая сухожилия сочувствия, артерии сострадания, нервные окончания любви.
Возле груды останков, до которых Киприан добрался уже в ночи, поджидали его сгорбленная Манто с Лиссой. Он швырнул к их ногам голову фавна с черными, выеденными вороньем глазницами, и обе ухмыльнулись довольно, а волчица смиренно приблизилась и лизнула его в лицо.
Той же ночью мясо сварили. И дружно пожирали человечину.
Сила Вышняго просветила есть ум твой, Киприане, егда не имеяше успеха в чародействе Аглаида ко Иустине, бесы рекли ти: «Мы Креста боимся и силу теряем, егда Иустина молитися имать». Он же рече им: «Аще вы Креста боитесь, то колико Распятый на Кресте страшнее вам есть», и познав слабость бесовскую, вшед в храм Господень пояше со всеми верными: Аллилуиа.
Имеяй ум, просвещенный силою свыше, Киприан шедше к епископу, прося крещения еси, но той, убоявся, отказал ему. Святый же иде в храм Господень и стояще на Литургии, не вышел есть из храма, егда диакон возгласил: «Оглашенные, изыдите». «Не выйду из храма, – рече Киприан ко епископу, – дондеже не окрестиши мя». Мы же, радующеся твоему вразумлению, поем ти таковая: Радуйся, силою свыше просвещенный; Радуйся, Господом вразумленный. Радуйся, силу Креста познавый. Радуйся, демонов от себя отгнавый. Радуйся, жизнь свою исправивый; Радуйся, стопы в Церковь направивый. Радуйся, священномучениче Киприане, скорый помощниче и молитвенниче о душах наших.
6
Словно вырезанная из нефрита, ящерка устроилась на камне, не мигая и не поворачивая головы, даже когда он дымил поблизости табачищем. И когда вернулся из штаба 40-й армии часа через полтора, она возлежала все так же остолбенело, не шелохнувшись. «Странное место, – подумал Сашка, – здесь даже время течет иначе. То, что час для меня, для нее – всего лишь мгновение. Похоже, Восток измеряет бытие столетиями».
В штабе армии пожилой майор с прокуренными до желтизны седыми усами с радостью определил Сашку в Кандагарскую ГБУ[40], в которую входило всего лишь четверо офицеров-авианаводчиков и ощущался явный недобор кадров. «Не старикам же по горам лазать», – посетовал на возраст и немощь майор, подписывая необходимые документы на вещевое, продовольственное и денежное довольствие.
Помимо офицерских ботинок, предназначенных, видимо, для победного парада, смены кальсон, хэбэ и прочего обмундирования, вновь прибывшему офицеру выдали на складе тяжеленный бронежилет, радиостанцию с аккумуляторами – весом не меньше двадцати кило, пистолет системы Макарова, автомат Калашникова да немного к ним боеприпасов. Иди, мол, парень, Родину защищать. В офицерском модуле, представлявшем собой обычный барак советской архитектуры с двумя входами, общим коридором и таким же общим клозетом, старослужащие понятным языком объяснили Сашке, что передвигаться в горах лучше в кроссовках, радиостанцию можно не беречь, поскольку из Союза должны прислать новые, облегченные, бронежилет оставить в каптерке, а вместо него запастись разгрузкой. Пакистанской или китайской. И на следующий день «лифчик» такой ему подогнали. А в ответ на наивные вопросы о войне: «Ну чё там? Как?» – матерые авианаводчики объяснили предельно доходчиво: «Вперед не суйся. И поглядывай по сторонам, за какой камень можно упасть. А начнут стрелять, сразу туда. И не высовывайся». Парни шутили. Но Сашка об этом тогда не знал.