Добравшись до места и приземлившись в своё кресло по блату, я застыл в ожидании театрального действа! Что ж, мой читатель, возможно, ты в отличие от меня искушённый театрал и прожжённый искусствовед, понимающий разницу между бенуаром и гранд-кокетом, например. Я же просто сидел с открытым ртом. Иногда я начинал плакать, отчего впадал в совершенное смущение и от стыда прятал свою бедняцкую физиономию под шарф из «Снежной королевы». А иногда я ловил взгляд со сцены. Пригласивший меня смотрел прямо в упор. Точно в глаза. И улыбался. Я всеми силами старался разглядеть в этих жестах дружеские, безобидные начинания. Но внутренний голос и подмигивания гримированного мужчины упорно твердили о другом. Однако на сцене разворачивались евангельские события, и я отказывался думать о плохом. За время представления моя сложносочинённая творческая натура испытала весь спектр возможных эмоций. Когда опустился занавес, я ещё минут пять сидел взбудораженный и невесомый. В чувство меня привёл телефонный звонок:
– Икар, встречаемся на ступенях у центрального входа через десять минут.
Через десять минут он протянул мне свою долговязую руку:
– Гарася, – представился он, – очень приятно, – глаза его по-прежнему блестели софитами.
– Икар.
Обменявшись рукопожатием и любезностями, он предложил зайти в кафе напротив. Я согласился. В конце концов меня вело желание приобщиться к звёздной жизни, прославиться (зря что ли я почти семь лет отдал Москве?). А тут такая возможность!
В тёмном полупустом кафе он рассказал о своей жизни. О том, что недавно развёлся с женой, с которой они прожили много лет, о взрослых детях, о работе. И что только сейчас, уже в зрелом возрасте, он наконец-то понял, как он хочет жить и что на самом деле ему нужно. Теперь все эти сопли я бы уложил в одну лаконичную фразу – седина в бороду, бес в ребро. Но тогда я и сам охотно делился перипетиями своей жизни и, в общем-то, в чём-то его понимал. Он сразу предложил выпить чего покрепче, но я на всякий случай отказался.
– Икар, помоги мне. Я никак не могу разобраться в мобильном приложении. Мне нужно отыскать один файл, но, похоже, в силу возраста я уже не так быстро соображаю, – он протянул мне свой телефон.
И в этот момент разведённый театрально-сериальный артист раскрылся. Передавая трубку, его ухоженная ладонь непростительно долго застыла на моей руке, произведя при этом короткие манипуляции похожие на случайные поглаживания. А на лощённой физиономии замаячила та же улыбочка, которой он приветствовал меня со сцены.
«Мать твоя, в сибирских казематах!»
Мягко говоря, толерантно выражаясь, я офонарел.
Вообще, я достаточно воспитанный и где-то даже интеллигентный мужчина. Но если в моей крови появлялись 1,5 промилле, то «я с пелёнок знал понятия в делах и с ворами я законными дружил». Однако на нашем столе стоял облепиховый чай, а внутри меня исправно работало врождённое чувство такта. Подавив в себе отвращение, я сделал вид, что ничего не понял. Но внутри меня всё сжалось. Пора было валить. Не артиста, конечно, но хотя бы самому. Только тогда я обратил внимание на редких посетителей, сидящих за соседними столиками. Ни одной девушки среди них не было. Зато большинство не сильно отличалось от представительниц слабого пола.
Я сказал, что мне пора, он засобирался тоже. Какое-то время мы шли по улице в одном направлении. Но содомит не унимался:
