– Двести тысяч налом за твой космический мусор.
– Триста и резина в подарок, – не сдавался он.
– Сто пятьдесят или отправляй его обратно на орбиту Венеры, – я тоже был неумолим. В конце концов это мой «хлеб» и оплата ежедневного проезда до Черноголовки.
– Ладно, – согласился он, – но рюмки я оставлю себе. Из них пил сам Влад Сташевский!
Он забрал рюмки, а я вновь убедился, что нахожусь на верном пути. Шоу-бизнес был всё ближе и ближе, а Москва умело заставляла терпеть любые невзгоды ради звёздной цели.
Моя карьера в автобизнесе подошла к концу по естественным причинам. В какой-то момент я не досчитался своей честно заработанной премии за выкупленные авто. Потом ещё раз. И ещё. Как выяснилось позже, сидящие наверху руководители тоже не брезговали серыми схемами. Только в отличие от «полевых» менеджеров они это делали с нашими зарплатами. В общем, все подворовывали друг у друга. Непобедимый порок родного менталитета. Или, если хотите, монументальная справедливость. Однако я уже был закалён столичными испытаниями и не собирался без боя отдавать свои кровные. Я позвонил товарищу – настоящему русскому грузину из Западной Сибири, который по совместительству был адвокатом. В своё время мы работали в одной организации и знатно кутили на корпоративные деньги газодобывающей промышленности. Суровый тюменский тимбилдинг связал нас навеки:
– Будэм рэзать, кацо.
– Кого резать, генацвале?!
– Их доходы. Записыуай, – скомандовал он, и я покорно склонился над бумагой.
Спустя месяц мне выплатили три оклада и всё, что причиталось по закону. Я забрал трудовую, завистливые взгляды и непривычно потяжелевшую банковскую карту. А мой грузинский друг ещё не раз приходил мне на помощь. И никогда не брал с меня денег. Но не потому, что я ни разу ему их не предлагал (а я и не предлагал). Просто вы не представляете, как крепко связывает людей сибирский тимбилдинг. Ну, и ещё потому, что на пути становления моей звёздной карьеры у меня просто этих денег никогда и не было.
Он попросил лишь об одном, чтобы я написал для него песню. И я написал. Друг был в восторге! Я так и назвал её – «Адвокат». На радостях я отправил песню Гене и сопроводил наивным комментарием, мол, людям нравится.
– Ты не шаришь за поп-музыку, – коротко ответил Филиппс.
– Ты не прав, – возмутился я.
– Тогда надевай свитер с оленями, разводи костёр в своём лесу и пой эти песни местным дровосекам.
В ответ я тоже вспылил:
– Гена, прошло уже почти три года! За это время ты мог стать крёстным дедом моих неродившихся детей! А ты по-прежнему не можешь записать обещанные шесть песен!
– У тебя мозги провинциальные, – резюмировал Филиппс и отключил телефон. После этого он неделю не отвечал на мои звонки и сообщения.
Ох, как я злился… Но ничего не мог поделать. При всём юморе повествования мне было не до смеха. Возникало стойкое ощущение, что жизнь катится под откос. Я приехал в Москву почти три года назад, чтобы максимум за шесть месяцев стать звездой столицы. А стал тридцатитрёхлетним нахлебником у одинокой тётушки в бесперспективной Черноголовке. Нет, я, конечно, всегда где-то работал. Но мои скромные доходы охотно съедали старые кредиты, тянущиеся из бестолковой молодости, алименты и успокоительные средства из КБ.
А песня и вправду получилась совершенно не попсовая. Я сочинял её для друга, от чистого сердца. Поэтому и писалась она хрустально звонко и легко. Первый куплет звучал так:
