– Спасибо, милый.
Авьера привстала, взяла кружку и неторопливо вылила янтарную жидкость на капитанскую плешь. Фин не сопротивлялся. Авьера погладила мокрую плешивую голову Угры. Облитый пивом капитан выглядел нелепо и жалко.
– Когда-нибудь, Фин, – с кобровой нежностью прошептала Авьера, – в одну из ночей я навещу тебя. Ты будешь крепко спать, а я прижму твоё лицо подушкой. И ты уже никогда не проснёшься, никогда-никогда.
– Ты, конечно, человек хороший, – осуждающе сказал Воста, – но иногда поступаешь как редкостное чмо.
Мнише поднялись из-за стола.
– Эй, вы куда? Обиделись? Да синяки, это ерунда! Медкапсула залатает! Авьерушка, радость моя, будешь как новая! Лет на пять омолодеешь, сахарная!
Уборщики заняли столик подальше от кэпа, который, правда, тут же к ним подошёл, обтирая голову салфетками, мимоходом стащенными с чьего-то стола. Он положил кошель на край столешницы.
– Ну, это… – начал Фин тернистый путь к извинениям, – я ведь разузнал всё сперва. У вас токобои, а у них огнестрела нет. Вы наверняка легко с ними справились.
– У одного был арбалет, кэп, – Авьера ткнула пальцем в окровавленное плечо.
– Как-то об арбалетах я и не подумал, – признался Фин. – Ну правильно, они же не огнестрел, вот и не подумал.
– Дебил ты, капитан, – сказала Авьера. – В жопе у тебя детство до сих пор играет. Мы выкрутились, верно. Повезло. И если бы не везение, то арбалетная стрела торчала бы не из глазницы Красавчика, а из наших с Востой. Медкапсула умеет оживлять трупы?
– Не умеет, – согласился капитан. – Так ведь это того… не торчат у вас стрелы из глазниц. А я-то, старый осёл, думал, за меня порадуетесь! Скажете гордо, вот капитан у нас выдумщик! И кадета проверил, и район от банды избавил. А вы про стрелы в глазницах… Вы, прямо скажу, пессимисты.
– Я рада за тебя, кэп, – мрачно произнесла Авьера. – Так рада, что аж плечо кровоточит и рука болит. Синяками от радости покрываюсь.
– Ну ладно, хватит уж. Самому стыдно.
– Это тебе сейчас стыдно, мудило ты перловое, а завтра с тебя как с сала вода.
Воста рассказал, как кадет угнал скайбут.
– Неспроста я сомневался в нём, неспроста. – Кэп удовлетворённо крякнул. – С гнильцой оказался кадет. Ты смотри-ка, догадался о моральном испытании, а всё равно поступил, как урод… Видать, судьба у него такая. А ведь месяц притворялся таким старательным, преданным, в самые глаза собачонкой заглядывал, хвостиком меня обвиливал. Умело притворялся, умело. Ну и чёрт с ним. Погибель ему судья. Статут он читал, о наказании был, как говорится, уведомлён. А ведь из него мог бы получиться отменный аферюга, но не судьба. А теперь по пивку! Я угощаю.
Авьера выразительно посмотрела на кэпа.
– Тридцать процентов, – тут же сообразил Фин. – Я ведь за всем стою.
– Тридцать так тридцать, – подозрительно легко согласилась Авьера и протянула руку. Фин, чуя неладное, пожал её не очень уверенно. – Так уж и быть, тридцать процентов тебе, а остаточек нам.
– А… – Фин хлопнул ладонью по краю стола.
Но кошелька там уже не было.
– Тридцать, тридцать, – усмехнулась Авьера и подкинула кошель в ладони.
Выпив пива и зайдя в ближайшую подворотню, троица с помощью джиордина, карманного телепортатора, настроенного на АВС-28, вернулась в Общагу.
Уборщики Мнише и капитан Угры материализовались в капитанской рубке, которую как раз пыжился открыть Гоку Мурно. Кадет безуспешно ковырял замок ключами, связку которых Фингоуз отдал ему на сохранение. Неудавшегося захватчика прошиб пот, он натужно сипел, но упорно подбирал ключ. Всего на железном кольце имелось шестнадцать бронзовых колечек по два ключа. И каждый выглядел настолько причудливо и настолько отличался от других, что складывалось впечатление, что это были ключи от эпох, морей, капусты, сокровищницы, спальни принцессы, холодильника, желудка, лебедя, но никак не от капитанской рубки. Связку ключей Фингоуз приобрёл у старьевщика всё в той же Пизюлине и торжественно вручил своему коварному заму под видом ключей от Общаги.
