Она помнила все, каждую их секунду. Как опасливо они тогда вместе сюда вселялись, как осваивали эту огромную станцию, вживались в нее. Как учились управлять сервомеханизмами до такой степени, чтобы чувствовать их, как свои руки. Как дурачились, пели песни, классифицировали звезды – ведь здесь Солнце совсем не мешает астрономическим наблюдениям, да его и не видно толком.
Как однажды они серьезно отравились и с трудом выжили, но никак не могли найти причину. А в итоге все оказалось очень просто: в одной из трубок для подачи рециркулированной воды завелась странная плесень, а аналитическая аппаратура ее проглядела. Не могло ее там быть, неоткуда ей взяться, но она была. Жутко токсичная, смертоносная и совершенно неуловимая. Пока они с Сатори не придумали бактомаркер.
Откуда взялась эта зараза – тоже вопрос. Уж больно нетипичное было у нее строение относительно всех известных земных организмов. Сатори предположил, что изначально в гидропонном саду у них произошла мутация. И они действительно нашли следы похожих организмов на одной из стенок. Тогда решили, что виной всему космическое излучение. Здесь его не отклоняет солнечный ветер – значит, мутаций будет больше обычного. Переписали на пару очень многие защитные и аналитические комплексы на станции. Сатори при этом удивлялся, какие необычные решения предлагает Ликста, радовался, когда все заработало как надо. А она купалась в его одобрении и тайком наслаждалась волнами его эмпатии.
Сатори был для нее всем. Неутомимым на выдумки компаньоном и преданным другом, смешливым и серьезным. Верным мужем, мудрым отцом и любящим сыном одновременно. Ее несокрушимым маяком в море долгой и такой изолированной жизни на самом краю. А потом его не стало. И Станция, это чудо техники и их маленькая вселенная, превратилась просто в железный ящик. Одинокое прибежище отчаяния.
Первое время Ликсте не хотелось жить. До такой степени, что она всерьез рассматривала различные технологии ухода. Как ни странно, удержала вовсе не воля к жизни, а долг. Ее столько лет готовили к этой работе. Она была одной из самых способных студенток своей группы – по самым разным показателям. Бесконечные психотренинги закалили ее волю, наделили отменным самообладанием. А финальные тесты и обязательная годичная практика отсеивали из числа учащихся не двоечников, а нестабильных и безответственных. Она прошла все. Она заслужила эту работу. И сейчас именно работа придавала ей сил, чтобы жить дальше.
Ликста училась жить одна. Время лечит, это правда. Другая правда состоит в том, что лечит оно очень медленно. Через пять лет Ликста снова научилась улыбаться. Впервые после долгой паузы это случилось, когда она в сотый, наверное, раз читала «Луна жестко стелет» Хайнлайна. Ликста наизусть помнила каждое приключение внезапно проснувшегося электронного разума по имени Майкрофт, управлявшего жизнью обитателей Луны. Но почему-то именно сейчас та древняя фантастика ее проняла и приподняла над обыденностью настолько, что даже печальный финал Майкрофта не смог опрокинуть Ликсту в депрессию. Видимо, для нее теперь пришло иное время. Или она просто безумно устала плакать.
Все могло быть иначе, если бы Станцию, как это и задумывалось с самого начала, то и дело посещали корабли. Если бы здесь ходили люди, приносили свежие вести, ставили бы новые задачи и решали старые проблемы. Но нет. За все время службы Ликсты здесь, на Тритоне, на самом дальнем форпосте земной цивилизации, швартовалось только два корабля. И то ненадолго. Первый привез их с Сатори сюда. Второй… Тут история чуть подлиннее.
