Звездный балдж - страница 16



Пижон, эстет, гурман, поэт,
Законодатель мод московских.
Из Магадана вышел в свет,
Был отлучен от звезд кремлевских.
Шел сам, один, и знали все —
Писательство – его болезнь.
Писал – как жил: собой, себе,
А в строчках НАМ являлась жизнь.
Всегда в отрыве ото всех,
И вместе с тем всем прост, понятен,
Он пел про честь и пел про грех.
Ушел. Часть Слова с ним утратим.

Биниальность такая наша с сыном, как яснится мне, предопределилась свыше. Ноосфером, по моей мове.

Представлялось мне, как в некой галаксической долине свершается колоссальное таинство звездообразования. И звучала «Затоваренная бочкотара» в моем сознании «Затоваренной звездотарой», будто смотрел я лиричное действо в театре абсурда, и звучал со сцены бархатистый голос Василия Павловича: «Течет по России река. Поверх реки плывет бочкотара, плывет и поет как льется песня Людмилы Зыкиной „Течет река Волга, А мне семнадцать лет“. По низу реки текут угри кольчатые изумрудные, полипы розовые, рыба камбала переливчатая. Плывет бочкотара всякий звездный мусор в далекие моря, и путь ее бесконечен как бесконечна Вселенная. А в далеких морях на острове фабрика звезд, и ждет ее на берегу в рослой траве хороший человек звездодел, веселый и спокойный».

Иным контекстом звучал сатирический роман Аксенова в моей виртуальности. Избрали Василия Павловича депутатом райсовета. И вот приходят к нему бабульки с жалобой, что у них лифт фабрику звезд забрали. Как это забрали? А так. Приехал какой-то человек с Кавказа, выключил лифт, внес туда кровать и комод какая унылая проза в моем доме под звездами! и живет сейчас там, где самое место звезды сотворять. Такая вся наша жизнь в замкнутом панцире лифта. Дошла до рубежа взрыва серятина существования. И все торсионно взбурлило во мне, такой отворился моему взору колоссальный балдж, который проартикулировался в сознании «балджом» редких красных и оранжевых, как яичный желток, звездных скоплений с воротником вращающегося диска из многих спиральных ветвей, какой «заломлен» был, как поля шляпы поселянина галльского петуха на полотне французского какого-то живописца времен Возрождения из Лувровского собрания. Слава богу, что «балдж» остался нетронутым моим любимым редактором, который определил вдруг, что Саша Мищенко ошибся, и изменил это специальное слово (galactic balde), означающее сферическое звездное образование в центре нашей галактики, Млечного пути, на привычное ему в нашей сумбурной литературной среде – балдеж…

Пленительно сияли Стожары, Арктур в созвездии Гончих псов и скопления Альфа и Омега Центавра, Мира в созвездии Кит, красная Бетельгейзе в созвездии Ориона и голубой Ригель. Сигналили что-то огоньки в созвездии Лебедя. Призывали будто прочесть их Волопас, Тарантул, Центавр, Южный Крест, Северная Корона, Журавль, Павлин, Альдебаран – «глаз» Магеллановы Облака и остров Метрополь со звездоделом, душою его Василием Аксеновым. Хотелось заглянуть в Шкатулку Драгоценностей, которая ассоциативно связывалась со шкатулкой с самоцветами на моем письменном столе. Медведицы, большая и Малая давно успокоились, потому что всегда жили в моем кровотоке. Подобной шкатулкой для моего друга Анатолия Омельчука, рыцарски отстаивающего у Истории СВОЕ ПРОСТРАНСТВО. за что я назвал его Ланселотом Сибири и Полярного круга человечества, благородным рыцарем, является дом родной, родительская усадьба в Могочино на Оби, где он бывает ежегодно. Что это у него? 15 соток с домом, тайгой и огородиком для хозяйки. Но это и 15 соток космоса и звезд… Оттого токмо любит Толя дарить близким людям звезды. И есть потому у него в созвездии Северной Короны звезда по имени «Мама» – она официально занесена во все каталоги, есть звезда «Галина» и другие. Истинно, душа человека, что весит всего-то 21 грамм, не имеет границ… Говорят иные, что у человека не остается времени для счастья. Враки все это, что подтверждает всей судьбою своей Ланселот великих пространств Анатолий Омельчук…