– Понимаю, адмирал, хотите избавиться от меня? Не получится. Я принимаю предложение.
И, повернувшись к Трифонову, добавила с отчётливым акцентом на каждом слове:
– Я согласна с назначением.
Трифонов всё это время молча наблюдал за представлением, не выказывая ни тени эмоций. Он сидел, слегка отклонившись в кресле, будто случайный свидетель, не имеющий отношения к происходящему. Хотя на самом деле каждая их реплика, каждый взгляд, каждый всплеск раздражения были для него ценной информацией. Он не особенно рассчитывал, что эти двое упрямцев согласятся. Скорее – наоборот: готовился к долгим убеждениям, многоходовым переговорам, возможно – даже к привлечению третьих сторон. А тут – такая удача. Они сами всё решили, затянутые в свой конфликт, словно в зыбучие пески. Противоречия и амбиции – лучшие союзники, если ими уметь пользоваться.
Пауза затягивалась. Он держал её намеренно, давая каждому из них время переварить собственное решение, осознать его необратимость. Наконец глубоко вздохнул, будто сбрасывая с плеч груз ожиданий, и заговорил. Его голос прозвучал неожиданно мягко, почти буднично, как будто и не произошло ничего необычного.
– Прекрасно, коллеги. Вижу, вы… сработаетесь. Поздравляю с назначениями.
Он сделал небольшую паузу, скользя по ним взглядом.
– Капитан, напоминаю: вы отвечаете за всё, кроме научной части, за которую будет нести ответственность руководитель экспедиции – академик Соловей. Формирование экипажа – в вашей компетенции. А вы, Ирина Петровна, набираете свою научную группу так, как сочтёте нужным. Полный карт-бланш.
Он кивнул и продолжил с лёгкой, почти ленивой интонацией:
– На этом аудиенция окончена. Документы получите у секретаря, можете приступать к работе. Остальные вопросы – в рабочем порядке.
Он уже потянулся к терминалу, словно переходя к следующему делу, но Артамонов задержался.
– Простите, Пётр Иванович, один вопрос. Кому мы будем подчиняться?
Трифонов посмотрел на него с лёгким прищуром. Ответ прозвучал спокойно, даже ожидаемо.
– Я курирую проект. Следовательно, вы подчиняетесь мне напрямую.
– Понятно. Вопросов пока нет, – коротко кивнул Артамонов, поднимаясь. Он направился к двери, на ходу открывая её и, не оглядываясь, жестом предложил выйти Соловей первой.
Та тоже поднялась, будто хотела задать вопрос, но, перехватив взгляд Трифонова, передумала. Лишь махнула рукой и вышла, чуть насупившись.
В приёмной было пусто. Ни сотрудников, ни ожидания. Пространство казалось вычищенным до стерильности – как и их положение: без права на отступление. На улице дул прохладный ветер, пахло весной и решением, которое нельзя будет отменить.
Соловей остановилась, повернулась к адмиралу и прямо, без тени улыбки, спросила:
– Ну и что это было, по-вашему?
Артамонов не сразу ответил. Посмотрел на неё спокойно, почти холодно.
– Просто назначение на должность неудобных кандидатов. Всё.
– Адмирал, вы проницательны, – кивнула она. – Согласна. Раз уж нас назначили, предлагаю договориться.
Он остановился, прищурился.
– Ирина Петровна, вы о чём? О чём может быть договор? Я – капитан. Вы – руководитель научной части. Всё чётко. Вы занимаетесь своими делами, я – своими. Как по уставу.
– Что ж… – это ваш выбор, капитан.
– Это не мой выбор. И не ваш. Нас выбрали. Мы согласились. Теперь остаётся одно – работать. До встречи на борту. Мне нужно сдать дела.
Он повернулся и пошёл, не оглядываясь. Его шаги были тяжёлыми, решительными, как у человека, который не привык играть в поддавки.
