Воздух заметно посвежел. Озябшие ростовские гридни, поеживаясь под легкими кафтанами, грузили лодью щедрыми дарами Мышграда, то и дело бросая взгляды под навес, где стоял бочонок с теплым пивом и висел ковшик-утица.
Погрузка подходила к концу. Ростовчане, поминая всуе языческого Ящера и христианских чертей, втаскивали на лодью скорострельную баллисту, скрупулезно созданную геометром Станиславом на основе ромейских чертежей.
Василько, одуревший после бессонной ночи и навалившихся впечатлений, наскоро попрощался с сестрой и, закутавшись в шерстяную епанчу, дремотно затихарился под мачтой. Лодья отвалила от мышградского причала. Данила, стоя на корме, цепко держал в руках правило, иногда беззлобно покрикивая на гридней. Вольга, присев рядом с Яромиром, с тяжелой грустью взирал в сторону своего покидаемого града. Пожалуй, один лишь смуглявый Бесник, молодой парень лет двадцати, был рад предстоящей дороге: он тут же затесался в ватагу ростовчан, самочинно взялся за гребное весло и громко затянул цыганскую песню без слов, сверкая таким же, как у Вольги, золотым кольцом в мочке правого уха.
− Не желаю уезжать,− проговорил Вольга, без нужды поправляя на груди завязь теплого корзно.− И ехать надобно!.. Назола одолела… Беду чую, друже Карась!
На удалявшихся мостках недвижимо стояла Мария Ярославна, покрыв русоволосую голову темным платком и крепко прижимая к себе сына. Вокруг нее стояли мышградцы, переминались с ноги на ногу, махали шапками вослед лодье…
На пятом часу пути впереди показались оживленные посады и невысокие стены Мологи. Городская пристань была забита множеством стругов и расшив. Люди на берегу признали лодью ростовского князя и настойчиво просили завернуть в гости, но пробудившийся от дремоты Василько приказал идти до самой Усть-Шексны.
В тихом городке рыболовов они сделали короткий привал на ночь, поужинали горячей ухой и здесь же простились с Эриком, чей драккар повернул на полуночь и далее,− через Белоозеро, реку Вытегру и трудный северный волок,− нацелился на Онегу, торопясь перевалить в море-Нево до близкого ледостава.
Ростовская лодья вышла из Усть-Шексны на рассвете и двинулась вниз по Влге, усердно работая веслами и ловя парусом подувший наконец попутный ветер.
Пробыв в пути десять часов, в сумерках они подошли к Ярославлю.
В городе оказалось множество волжских булгар, бежавших на Русь от ордынского нашествия, огненным вихрем прокатившегося по их родной земле. Насмерть перепуганные беженцы, округляя черные глаза, рассказывали жуткие вещи. Ярославцы слушали, нехотя соглашались, что дело плохо, но… «Булгария далече!»,− рассуждали некоторые горожане. «Так уж и далече!»,− горячились другие ярославцы.− «От нас до Нижнего верст триста будет, до Булгара накинем столько же. Разве это шибко много?». «Молитесь, православные!»,− вещали третьи.− «Неужто позволит Господь дурному свершиться?».
Ярославский князь Всеволод Константинович был на год младше своего брата Василько, с ранних лет слыл известным хлебосолом, любителем выпить и плотно закусить. Он с явным удовольствием потчевал дорогих гостей липовым медом и лесными орешками, пока проворные слуги собирали на трапезный стол плошки с овощными закусками и тащили из дымной поварни серебряное блюдо с румяным поросенком, обложенным печеными яблоками. Всеволод был искренне приветлив, однако Вольгу покоробило его равнодушие к надвигающимся грозным событиям.
