– И что потом?
– На следующей неделе, после восстановления системы, в те же часы я снова слушал его, получить запись мне вовсе не дали. Тогда я взбунтовался, хлопнул дверью. А он, может, месяцы до и после звучал…
Он молчал почти остановку, затем прибавил:
– Но я его расшифровал. Четыре года потратил, но смог.
Автобус давно остановился, а мы все сидели. Хорошо, была конечная, иначе водитель увез нас дальше, а так просто выставил по громкой связи наружу, а сам пошел перекусить под недовольные взгляды собравшихся на другой стороне асфальтового пятака, поджидавших прибытия транспорта и надеявшихся, что оно случится хотя бы вовремя.
Идти было недалеко, всего-то два-три дома вверх по склону холма, заставленного обшарпанными одноэтажными бутовыми домишками. В одной из таких хибар, в коротком тупике и обретался Каширин, занимая половину пятистенка: две комнаты с печкой посередине и крохотный закуток для угля или дров.
Он провел меня внутрь, несмотря на теплые погоды, стоявшие последние недели, в комнатах было промозгло. Мы сели за стол возле устья печки, это помещение надлежало называть кухней, Сергей поставил завариваться чай. А пока мы ждали, продолжил.
– Когда я снова пришел к коллегам, теперь уже бывшим, с расшифровкой, мне сразу поверили. Наверное, потому еще больше испугались. Человек всегда боится нового, это понятно. А тут такое.
Он помолчал, взглянул на зашумевший чайник, перевел взгляд за окно, на только отцветшую яблоню, плодов в этом году обещало буйство, еще недавно сады буквально кипели цветом. Наконец, произнес:
– Суровцев, он у нас большой дока в технике, сразу понял, что это такое. Понимаете, какая штука. Мне передали чертежи некой установки, но не простые, в проекциях, а объемные, из-за этого я долго не мог понять, с какой стороны к ним подступиться. Суровцев случайно мне в этом помог. Потом раскаялся… – он помолчал. – Наверное, я бестолково рассказываю.
– Есть немного, – согласился я. Каширин кашлянул.
– Просто вы первый, кто заинтересовался моей проблемой. Первый из нормальных, я не беру уфологов всяких и прочих ведунов, эти одно время вокруг так и вились. Потом поняли, что денег не сыщут, и отпали…
– Так вам передали чертеж, но чего? – подсказал я. Каширин закивал.
– Вам трудно представить, что такое переписка с совершенно иной, чуждой нашему разуму цивилизацией. Да мне тоже, вплоть до недавнего времени. Ведь как считалось, пришельцы должны сообщить что-то о себе, прислать, так сказать, верительные грамоты. Как мы отправляли золотые пластинки с «Вояджерами» и «Пионерами» в глубокий космос. Здесь все иначе. Я получил инструкцию по сборке и точку наведения – ту самую область пространства, откуда пришел сигнал, фактически, пустоту. Последнее мне Суровцев и объяснил, как раз перед тем, как разнести все труды в пух и прах. Он был настолько на взводе, что, себя не слыша, кричал о вредности затеи, а потом выдал о захватчиках, которым я отворю дорогу. Проговорился. Вот тогда я окончательно понял, что я на верном пути, и ушел навсегда. Переехал, познакомился с Натальей, мы даже пожили вместе. Но вы, верно, и так знаете обо всем, – наскоро скомкав тему, пробормотал он. И принялся разливать закипевший чай.
Некоторое время я молча смотрел на собеседника. Таша мне почти ничего об этом времени не рассказывала, при мне с Кашириным не общалась. Для нас тема оставалась закрытой. Вот не знаю, хорошо это или плохо. Но я сам молодец, тоже ничего не рассказывал, зачем-то старался сторониться. Не потому ли она никогда не оставалась надолго?
