— Упрямая пташка. А по тебе не скажешь.
Твёрдые пальцы отпустили мой подбородок, оставив место прикосновения гореть огнём, как от ожога, и по залу разлетелось повелительное:
— Успокойтесь все. Немедленно.
Я торопливо распахнула глаза. Наглец по-прежнему стоял рядом со мной, два других демона прикрывали его, а вокруг щетинилось мечами кольцо Стальных.
— Убрать оружие, — в голосе отца прозвучало столько силы, что не повиноваться ей было невозможно. И солдаты, пусть с настороженной медлительностью, но вернули клинки в ножны.
— Убрать оружие, — повторил Гарм для своих спутников. И не дожидаясь исполнения приказа, повернулся к трону: — У меня нет претензий к твоей дочери, эрн. Я забираю её, и мы отправляемся в обратный путь.
На моё плечо легла тяжёлая, горячая ладонь, но от шока я отнеслась к очередному оскорблению совершенно равнодушно. Он собирается увезти меня прямо сейчас? Вывести из зала, посадить на коня и увезти, не дав ни попрощаться, ни переодеться в дорожное платье?
— Завтра утром, — холодно проронил отец.
Рот Гарма превратился в тонкую линию, подбородок затвердел. Леденея от страха, я переводила взгляд с отца на демона и обратно: неужели?..
— Хорошо, эрн. Завтра на рассвете.
Чужая ладонь исчезла, и Гарм, даже не посмотрев в мою сторону, направился к выходу из зала. Его спутники молча последовали за ним, и Стальные, повинуясь отцовскому знаку, расступились, давая послам беспрепятственно пройти.
У самого выхода Гарм вдруг остановился и бросил через плечо:
— Да, эрн, чуть не забыл. Никаких карет. Пташка поедет верхом, поэтому её вещи должны умещаться в две седельные сумки.
И вышел, не дожидаясь ответа.
4. Глава 4
В свою комнату я вернулась в странном отупении. В ушах до сих пор звучал ровный голос отца: «Ты всё слышала? Собирайся». Я обвела пустым взглядом громоздившиеся на полу сундуки и тюки. Как это можно превратить в две седельные сумки?
— Ой, госпожа… — пробормотала вошедшая следом за мной прислужница. — Что же вам брать-то?
Как ни удивительно, но её растерянность заставила меня собраться. Я тряхнула головой и велела:
— Для начала неси сумки, и поживее.
Прислужница тут же исчезла за дверью, а я решительно распахнула крышку ближайшего сундука и пообещала себе, что как бы наглый демон ни хотел усложнить мне жизнь, у него это не получится.
К полудню моя комната напоминала островок первозданного хаоса, из которого родились Слово и мир. Однако всё самое необходимое было уложено в сумки, и когда прислужница, сопя от натуги, застегнула последний ремень, я довольно сказала:
— Вот прекрасно. Теперь позови девушек, чтобы помогли навести здесь порядок, а я пойду прогуляюсь.
— Но, госпожа, скоро обед! — попыталась остановить меня прислужница.
Безуспешно.
— Пусть отцу передадут, что я не голодна.
И с этими словами я ушла.
Мне хотелось проведать могилу мамы — «В последний раз», обливалось слезами сердце, — а ещё не оставляла глупая надежда вновь встретить на обрыве Ирина. Увы, всё то время, что я просидела у надгробия, иногда касаясь ладонью нагретой мраморной плиты, ко мне лишь подлетела маленькая зарянка. Недолго порассматривала меня то одним, то другим глазом, и, цвиркнув, умчалась по своим делам. Тогда я, вздохнув, поднялась на ноги — надо было возвращаться.
— Прощай, мама. — Не было и тени сомнения, что сюда я больше не вернусь. — Пожелай мне сил.
