— Ты молодец, что не поддаёшься отчаянию, дочка. Я тобой горжусь.
Мне стало так тепло, что не удержавшись, я поднялась со стула, подошла к отцу и крепко его обняла.
— Спасибо.
— За что, девочка? — немного печально спросил он. — Это ведь правда.
— Тогда за правду, — ответила я и разжала объятие. А потом, ведомая каким-то наитием, попросила: — Можно мне взять с собой мамино зеркало?
Отец слегка нахмурился.
— Ну, возьми. Не знаю только, зачем — оно ведь давно сломано и показывает всякую ерунду.
— И что? — пожала я плечами. — Зато это память о маме.
У отца вырвался тихий вздох.
— Да, память, — пробормотал он, и тут же встряхнулся. — Ладно, а теперь возвращайся за стол. И так весь день воздухом питалась, а завтра в дорогу.
Я послушалась и, усевшись на своё место, занялась овощным рагу. И даже очередное напоминание об отъезде не испортило мне аппетит — так твёрдо я верила в Ирина и своё спасение.
5. Глава 5
Время от ужина до полуночи тянулось нестерпимо медленно. Книга не читалась, акварели не рисовались, а просто сидеть у окна и прислушиваться, не прозвучит ли полуночный сигнал, выматывало нервы похлеще ненавистного вышивания. Так что окончательно истомившись, я взяла в руки мамино зеркало — тёмный овал в оправе из электрума — и стала всматриваться в его таинственную глубину.
Говорили, будто зеркало было одним из артефактов Прежних, но я этому не очень-то верила. Все артефакты хранятся в тайной сокровищнице, и их никому не дают просто так. Даже дочери эрна. С маминым же зеркалом я играла ещё когда была маленькой — отчего-то мне нравилось, что в нём видно не отражение, а завораживающий танец причудливых узоров. Да и то не всегда — обычно оно оставалось непроницаемо тёмным, сколько в него ни смотрись.
Однако сегодня зеркало пребывало в хорошем настроении. Стоило оправе нагреться от тепла моих рук, как из центра стекла медленно распустилась огненная роза. Её лепестки разлетелись игривыми язычками, вытянулись колеблющимися водорослями, позеленели, сплелись в удивительную звезду, каждый из множества лучей которой теперь был своего цвета. Я зачарованно любовалась метаморфозами, замечая в сплетении линий то фантастических зверей и птиц, то невероятные цветы, то странные пейзажи. И вдруг вздрогнула — на миг, всего на миг, но из зеркала на меня взглянул Гарм. Нахмурился — и распался косяком серебряных рыбок.
— Что за ерунда! — я даже головой тряхнула, прогоняя наваждение. И очень вовремя, потому что до моего слуха долетел долгожданный перелив караульного рога. Наступила полночь.
— Наконец-то! — я вскочила с кресла и, оставив зеркало на геридоне, бросилась задувать свечи. Когда же в комнате стало темно, открыла окно, забралась на подоконник и бесстрашно шагнула вниз. Короткое падение, распахнутые белоснежные крылья — и бесшумное приземление на ухоженный газон. Я быстро осмотрелась — никого — и перебежками, из тени в тень, устремилась к саду.
Стоило мне нырнуть в беседку, как я сразу же оказалась в объятиях Ирина.
— Трейя! Как же я соскучился!
— И я!
Наш поцелуй был таким восхитительно долгим и сладким, что голова закружилась. А когда Ирин отстранился, я ещё какое-то время ощущала на своих губах жар его губ.
— Как ты, любимая?
У меня невольно вырвался горький вздох.
— Завтра уезжаю. Вещи уже собраны.
— Бедная Трейя, — Ирин погладил меня по щеке. — Ничего, родная, крепись. Это ненадолго.
