– Н-да, хм, это всё в высшей степени занимательно, signora, но…
– …но вашему компьютеру недужится, у него вирус, – вздыхает она. – Его ЦПУ задыхается в плену инфофлегмы, у терминала несварение терминов, на материнскую плату накатывают приступы тошноты и сонных, паутинно-бредовых галлюцинаций…
От изумления Моцарт теряет дар речи.
– Вот что вам нужно, – говорит она, извлекая из-под кринолина антивирусный модуль; бицветный трапезоид, его поверхность выложена завитушками сверхпроводникового нефрита, с изнанки бронзовый ключик для завода, программное обеспечение с часовым механизмом. И – водружён в центре – микрочип: на вид странно расплывчатый, неясный, как бы сгусток газов, технология, полученная в результате змееподобных выдыханий синьоры. – Воспряньте духом, maestro, – говорит она, – ибо в этих микросхемах заключён конец ваших злосчастий.
Сделка состоялась. Моцарт выходит на улицу и спешит с модулем домой, звуковая волна от костюма закручивается в музыкальные карусели, затягивает восторженных детей в постепенно затухающие оргáнные воронки, и они ещё вертятся, когда Моцарт возвращается в свои полуразвалившиеся апартаменты, в спешке прокладывая путь через дюны грязного белья, и тетрадей, и полных собраний запчастей, торопится воссоединиться со своим компьютером молочно-белого фарфора, а тот похотливо раскрывает ему навстречу свою полость…
Моцарт включает компьютер (жмёт ногами на педали, всем телом налегает на рукоятки), затем заводит модуль синьоры (внутри тончайшие подпрограммы позванивают, потикивают) и вставляет в отверстие – программа загружается – запускает антивирус – прокачивает компьютер – достаёт всё глубже, глубже, как вдруг…
Как вдруг, внезапно, эффектно, компьютер гибнет.
Из рогов громкоговорителей – паника, хаос; экраны вспыхнули жёлтым и тускло-чёрным, оттенком смерти.
И жёсткий диск вскрылся.
Накрылся. Взвился.
Вылетел из креплений – бешено плюясь драгоценными осколками, развихряя их ореолом, раздуваясь атакующим анусом с красной, сморщенной закраиной, а та жадно набухает геморроидальными шишками неземной энергии, тянется поглотить материнскую плату, и ЦПУ и клаводром…
Полость горит, распахивается с треском… Моцарт спешно уносит ноги, и тут она взрывается с воплем, до жути напоминающим птеродактиля, насилующего напольные часы со звоном.
Моцарт тяжко ранен, потрясён до глубины души… Он падает на пол в беспамятстве и к счастью своему не видит кончины компьютера.
Проходит какое-то время. Затем ещё – и с того места, где лежит, Моцарт чует запах. Вязкая, восточная сладость…
– Perdono mi, calcolatore…
Signora Сальери – шепчет, склонилась над погубленным компьютером. Обращается к нему с видом несомненного горя. – Прости меня, bella macchina. Со слезами молю тебя, прости свою душегубицу…
– Так это, – вымучивает из себя Моцарт, – твоих рук дело…
– Si, maestro, si, ваше страдание – моё деяние… – Он слышит смертоподобный скрип её улыбки. – Злодейские махинации злодейки Сальери… Но возможно, я ещё могу сообщить вам нечто более занимательное о махинациях… и о машинах. – Словно кокетка, поднимает она нижние юбки. – И зрелище, коему вы свидетель, уготовано весьма немногим.
Моцарт смотрит под одежды и испускает стон.
Она и есть машина. Из колючей проволоки её хребет, кости железные, а внутри установлена страшная аккумуляторная батарея: чугунное надгробие, по которому пробегают искорки чёрной злобы… Моцарт отворачивается, тяжким взором смотрит на компьютер – из останков его подымаются синеватые щупальца дыма…
