Он что-то пишет и стирает, снова пишет и стирает и наконец выдает:
– Ладно. Давай начнем заново.
– Что начнем?
– Наше знакомство. Привет, меня зовут Глеб Филатов, мне восемнадцать, и я ботан, аутсайдер и Святоша.
– В плане Святоша?
– То самое мое прозвище, о котором я тебя спрашивал.
– Почему? Ты верующий?
– Не совсем. Точнее, нет. Но все думают, что да. И я их не разубеждаю.
– Вот это ты меня удивил.
– То ли еще будет. Говорю же, что ты меня не знаешь.
В рот едва не залетает назойливая мошка – отплевываюсь и обнаруживаю, что он открыт, да еще и растянут в блаженной улыбке. На душе так легко, что есть риск вознестись над скамейкой, тополями и набережной и, словно наполненный гелием шарик, затеряться в облаках.
Он прикольный. Правда прикольный. И теперь уже я пишу, стираю и пишу, взвешивая каждое слово:
– Ладно. Хорошо. Меня зовут Нелли Кузьмина, мне восемнадцать, и я отличница, неформалка и ведьма.
– Так, стоп. Отличница?
– Да, но не ботан. Ясно?
– Ах, ну да, конечно. Все кругом ботаны, кроме тебя…
– Ты опять?
– Ну а что с ведьмой? Как это тебя так угораздило?
– Тупая история, под стать звездам моего класса. В рабочей тетрадке по окружающему миру была картинка с видами рыб: нельма, селедка, рыба-ведьма – может, помнишь? Так вот: наша самая главная стерва не придумала ничего умнее, чем высмеять мое имя. Так я и стала ведьмой. Не ищи логику, она вышла из чата. Однажды, по указке все той же зазнавшейся стервы, дуболом Вовочка Бобров запер меня в темном кабинете. Я просидела там до позднего вечера, – к счастью, охранник решил пройтись по этажу и услышал крики и стук. Утром я вышла к доске и во всеуслышание объявила, что Вова повел себя как скотина, и в наказание его настигнет моя магия: проберет понос. Веришь или нет, но так и случилось. Он слег в больницу с кишечной инфекцией и вернулся только через две недели – бледный и худой. Так что Ведьма – это не просто прозвище. Это призвание. Ну как, страшно?
– Нет. С ведьмами у меня разговор простой – инквизиторский. Двухлитровая клизма со святой водой и розги.
– Это, пожалуй, лишнее.
Хохочу и жду, что еще выдаст Глеб, но он пропадает из Сети. Экран гаснет, в нем возникает бледное небо и черные ветки, а я с ужасом обнаруживаю, что слишком много о себе нагородила.
Звонит Алина, просит купить творожок для Бори, и я вру, что не могу говорить, потому что начался урок.
Прогуливаюсь по парковым аллеям, долго стою на пешеходном мостике, вглядываюсь в мутную воду главной городской речки и любуюсь доживающими свой век фонтанами. Несмотря на тепло, в воздухе явственно ощущается осень, и в душу проникает грусть с нотками уныния.
Кажется, он тоже слился. Совсем как Артём, когда узнал неудобные подробности.
Прибавляю шаг, спешу к остановке и ныряю в подошедший троллейбус. Плюхаюсь на сиденье, протягиваю кондуктору ученическую карту, и телефон в ладони снова оживает:
– Прости, пришлось забежать в школу. Отдать им фотки. На чем мы там остановились?
Нестерпимо хочется плакать, и в носу щиплет, но я улыбаюсь:
– Ты собирался рассказать, почему ты аутсайдер.
– Это долго, и писать сейчас сложно.
– Запиши голосовое.
– У меня дурацкий голос.
– Да ладно. Не верю.
– И правильно делаешь. Он у меня обычный.
– А у меня нет. Поэтому я не общаюсь голосовыми.
– Ого! Теперь мне ужасно любопытно его услышать.
– Нет уж. Лучше без этого.
– Ты что, меня стесняешься? Я же вообще фиг знает где и даже не знаю, свое ли фото ты мне прислала.
