(Залитый солнцем сад у дома Тома. Скамейка на ноябрьском солнцепеке. Скорее ясно, чем тепло)
Эд: я, кажется, все-таки не опоздал.
Рене: нет, приятель. Мы только что начали. Тома озадачил меня вопросом, на который я затрудняюсь не только ответить, но даже представить, откуда у него берутся такие вопросы.
Тома: Рене хитрит, он просто хочет выиграть время на обдумывание. Но ведь нам спешить некуда, друзья?
Эд: а что за вопрос?
Тома: я спросил у Рене, различает ли он рассуждение и размышление?
Эд: а сам-то ты их различаешь?
Тома: для меня они почти неразличимы. Но раз уж это разные слова, то должны быть и различия, хотя бы для философа.
Рене: по-моему, это ты здорово сказал. Различия в словах нужны хотя бы для философов и, значит, это они придумывают разные слова.
Тома: Рене, ты не прав. Слова невозможно придумать. Они – есть уже. Если мы их и открываем, то только для себя. Открывая жалюзи, мы пускаем в свой дом дневной свет, но солнце встает и без нас и ему нет дела до наших жалюзи.
Эд: Тома любит порассуждать, но вопроса это не решает, он остается.
Тома: да, именно – порассуждать. Рассуждение строится по определенным правилам, прежде всего, логическим правилам. Рассуждение формально и в этом его непререкаемость. Размышлять – вольготно и безответственно, ведь ничего, никаких правил не нарушаешь. Рассуждать приходится, соблюдая строгие нормы. Размышление безрассудно и, по крайней мере, для меня – неприемлемо, оно непринципиально, непринципиальность философа дискредитирует его и превращает в простого мыслителя. Сократ еще не был философом – философия началась с его внучатого ученика, Аристотеля. При всей личной честности Сократ не мог не лукавить, то есть не мог не быть мыслителем – и чем он кончил? Мышление греховно само по себе и потому с неизбежностью влечет за собой заумь, метанойю, покаяние.
Рене: твои суждения, как всегда, безупречны, Тома, но, знаешь, меня они не удовлетворяют.
Тома: так это – твои проблемы и трудности.
Рене: когда я учился в иезуитском колледже, я отличался от остальных одноклассников совсем дырявой памятью, поэтому, когда на дом задавали новую тему, я вынужден был сначала тщательно выписать на листочке всё, что помню и знаю. В первые годы это было не очень хлопотно, но потом знания стали превозмогать мою слабую память и просто перечислять стало бесполезно.
Эд: как интересно! Ведь это, действительно, удивительная проблема: чтобы упорядочить знания, нужно их как-то систематизировать, например, классифицировать, но чтобы сделать это – надо не только знать, что знаешь, но и зачем, то есть иметь основания для систематизации: правила, принципы, законы классификации или другой способ упорядочения. Здесь заключен некий порочный круг.
Рене: надо же! А я и не заметил тогда его! Как часто мы проходим по самому краю пропасти, не замечая этого. Человек потрясающе беспечен и именно это, по-видимому, спасает его от неисчислимых бед. Нет, Эд, тогда в колледже я не заметил пойманной тобой опасности и проблемы, а решил задачу, как мне кажется, универсальным образом.
