Из карандашной заметки сверху: «Не забыть рассказать историю про то, как я прятался от якудза в тележке с грязным бельем и угодил в промышленную стиральную машину. Случилось это вскоре после того, как „Каппа в офисе“ стал популярен, поэтому отрывок можно поставить в начало – стартанем динамично! Можно чуток приукрасить! Потом добавлю историю, как в студенчестве был статистом в кайдзю-фильмах и застрял в костюме огромного ящера, из-за чего пришлось тащиться домой на велике, в шлеме монстра и одних подштанниках. Разумеется, мой видок развеселил полицейского, который, остановив меня и задумчиво покусав карандаш, выписал мне штраф за „непристойное поведение“. Пусть читатель смеется и плачет. Пусть чувствует себя чуть не в своей тарелке. Как тот полицейский. Вот что надо сделать. И нарисовать».
Ну, теперь, когда мы с вами уже познакомились, самое время рассказать историю об одном создании, посетившем меня в знойную ночь и изменившем всю мою жизнь.
Вы можете подумать: «Ну и идиот ты, Хара! Совсем из ума выжил на старости лет!» Или заявить, что я перепутал сон с реальностью. Но разве может простой сон настолько врезаться в память, чтобы застрять там на пятьдесят лет? Разве может мимолетный кошмар изменить всю вашу жизнь и творческий путь? Так на меня повлиял тот случай. А значит, это самая настоящая похрустывающая огурцами реальность!
Ну а теперь обращусь к тем, кто скажет: «Да у тебя просто воображение разыгралось». Никогда и ни в коем случае не называйте воображение простым. Воображение – это сила, возможность выжить, способность понять, что делать дальше…
Итак.
Только закончился сезон дождей, стоял жаркий июльский вечер, а я провалился в забытье. Такой глубокий сон – частый спутник болезни. Напавшая на меня вчера днем лихорадка до сих пор не отступила, и когда я ненадолго приходил в себя, ощущал, что тело мое горячее, а простыни подо мной – влажные.
Посреди ночи меня разбудил громкий щелчок. Вдалеке волны неустанно разбивались о берег пляжа Камакуры, а надо мной свистели лопасти потолочного вентилятора, бессмысленно рассекая раскаленный воздух: вших-вших-вших. Я смутно осознавал, что в комнате горит свет. Но кто трогал выключатель?
Я не сразу вспомнил, что нахожусь в пристройке, которую, возомнив себя акулой манги, снял на лето у родителей моего приятеля, после того как получил первый контракт в серьезном издательстве. Вот дурак! Ничего тогда в жизни не смыслил. (Да и до сих пор не смыслю, если честно.)
На дворе стояли 1960-е, и занимала меня политика, политика и еще раз политика – стремление честно говорить о войне, что бы ни случилось, и не позволить Японии превратиться в страну потребления, где все тупо пялятся в телевизор или еще какое новое чудо техники. Я никогда не ездил домой в Фукусиму. Наоборот, стремился всегда быть там, где кипит жизнь, рисовал, рисовал и рисовал, а иногда, считая, что уже очень взрослый, отправлялся в Токио на протесты или тусовался в прибрежном городе среди другой «богемы». В то время я твердо стоял ногами на земле, и мне не было никакого дела до традиционного уклада жизни да и вообще всего, что казалось мне слишком старомодным.
Мимо храмов и предсказателей я проходил, горделиво вздернув подбородок.
Одним душным вечером на пляжной вечеринке я разговорился с девушкой, приехавшей на юг в поисках работы. Красивая, уверенная в себе, с хитрой полуулыбкой – новая знакомая привлекала и заставляла осторожничать. Маленькая родинка чуть левее носа каждый раз игриво танцевала, когда ее обладательница маняще улыбалась, но, стоило мне заговорить о политике, девушка отмахивалась:
