Коллеги продолжали заниматься своими делами, не обращая внимания на то, как ему плохо.
– Помогите! – хотел позвать на помощь Кубриков и не смог.
Воздух сгустился, реальность вокруг изменила очертания.
Он слышал расстрельные очереди ударов по клавиатуре, разрывы снарядов на проезжей части от газующих грузовиков, бомбовые удары хлопающих тяжёлых дверей внизу, лязгающую неизбежность подъёмника в лифтовой шахте и кондиционер, овевающий его волной воздуха на бреющем полёте.
– Привет, ты можешь говорить? – спросил меня по телефону врач-психиатр.
– Могу.
– Слушай, тут такой хороший мальчик на приёме, он сейчас напротив меня сидит. Паническая атака, вызвали скорую ему, врачи отправили домой из приёмного покоя, он им на выходе из больницы сильную реакцию дал. Побеседовал с ним, домой не хочет ни в какую. Я тебе его на такси пришлю, посмотришь его?
– Пусть подъезжает, посмотрю.
Мальчику оказалось за тридцать.
Он сидел на первичном приёме, загруженный успокоительными. В глазах агрессия и отчаяние. В теле слабость.
– Нет сил говорить? – догадалась я.
Он кивнул.
– Чувство юмора покинуло и отказывается возвращаться?
Кивки.
– Убежище, где можно пожить в тишине, уже испробовано?
– Ночевал два дня у родителей, только хуже.
В психотерапию он не верил.
Класть в больницу не было оснований.
Сбежать от себя ему было некуда.
Беседа угасла.
Я умею работать с гневом на тех, от кого зависишь и знаю, как в психотерапии придти к выздоровлению от панических атак. Я чувствую, как человеку плохо. Я могу дать имя тому, что безотчётно гложет. Я была бесполезна для него. Он сидел сжавшийся, угловато-напряжённый, с кривящимися губами, не имеющий сил на слезинку, не то что говорить.
Я взяла ручку и написала на листе:
Первый нужный вам телефон (цифры)
Это массажист, которая работает с детьми-аутистами. Особое касание, она это умеет.
Второй нужный вам телефон (цифры)
Это реабилитолог, восстанавливает людей после аварий, баюкает в тёплой воде, специальная техника расслабляющая. В бассейн надо ездить, там нужный подогрев.
Больничный на две недели врач дал?
Он кивнул.
Значит, каждый день на процедуры к одной и к другому. Ночевать у родителей, разговаривать с ними по-минимуму.
– Вы странная, – не удержался Кубриков.
– Вам несколько месяцев подряд не дают замкнуться в себе, – объяснила ему я. Это причина, остальное – следствие. Душе нужно пространство, где она делает то, что хочет. А вас задёргали, довели. Это поправимо. Принимайте сеансы, возвращайтесь в себя. Как восстановитесь, подумаем, как больше в такие передряги не попадать.
Мой телефон психотерапевта (номер).
Дзиньк!
– Видел Кубрикова, у него всё хорошо, – написал в воцапе психиатр.
– Злюсь на тебя из-за него. В предпсихотическом состоянии больше не присылай без предупреждения.
– Не мог при нём сказать, извини. Ты в порядке?
Смайл!
Имя у неё было редкое, – Лина, потому что мама назвала её Ангелиной. Характер закалился в математических олимпиадах: доказывать парням, что она не глупее их, она умела. Женские формы были во всех отношениях выдающимися, – Линка иронично называла свою грудь «бабушкин балкон», намекая на ту, в кого уродилась. Зеркало в прихожей охотно напоминало ей, что у неё чудесные голубые глаза и непоправимо высокий рост.
Двадцать два года у Линки не было своего парня. Она была на голову выше всех парней на своём курсе, без каблуков.
Имя у него было редкое, – Вадим, но все друзья звали его Заяц. Просто потому что он был Зайцев. Характер у него был компанейский: лёгкий на подъём, свойский, обходительный, он ещё во время учёбы в университете начал работать репортёром. Любая девчонка на курсе сказала бы вам, что Заяц классный. Линка любила его безответно.
