Трубка под фильтром задергалась и… мне казалось, это мои галлюцинации, но мужчина открыл глаза. Я бросила мешок и ринулась в укладку за шприцем. Чтобы извлечь трубку, нужно было сдуть манжету.
– Тихо, тихо, дружище. Сделай глубокий вдо-о-ох. – Я вспомнила, как экстубировала больных, работая в отделении реанимации. Слюнявая трубка была извлечена.
– Уф. Твою мать. Где это я?
– В подъезде, – усмехнулась я, – но это не главное. Главное, что именем Иисуса Христа у тебя есть еще один шанс.
Наступило молчание. Больной не ответил. Но мы оба знали, что он понял, о чем я. Снизу бежала Вика с носилками. За ней поднимались Ольга и трое крупных мужчин в рабочей одежде. Носильщики были рады, что уже не нужны. Девчонки обескуражены. Орхана, так представился мужчина, в больницу мы все-таки отвезли. После такого количества налоксона и длительной гипоксии он мог схватить отек легких и мозга. По дороге в Первую Градскую больной поведал, что отсидел семь с половиной лет по статье 228[37] и на днях откинулся. Вместо того чтобы вернуться в родную Астраханскую область, он не нашел ничего лучше, чем приехать в Москву и кайфануть. Доза долгожданного метадона была привычной, а толерантность за годы отсидки – сниженной. Вызвал нас, вероятно, соупотреб[38], который исчез как с белых яблонь дым, дабы не загреметь на свои семь с половиной. А еще у Орхана была болезнь Бехтерева, что явилось для нас единственным возможным объяснением неразгибающейся до конца шеи. Удивительно, что ларенгалка зашла в это тело без технических сложностей с первой попытки. Уроженец Дагестана, как ни странно, мусульманином себя не считал. И всю дорогу до стационара, иногда поднимая глаза и почесывая подбородок, слушал мой ревущий неосознанный водопад радостного благовестия.
На самом деле, в этой истории нет ничего удивительного. Налоксон, как ему и свойственно, подействовал, когда была достигнута адекватная дозировка. И, как я верю, Бог, призываемый самым надежным способом – по имени, возможно, дал чуваку шанс. Использовать его или нет – дальше зависело только от него.
Сутки
Скажу честно, я боялась, что не смогу. Внутренне утешала себя, что так будет не всегда, что это всего несколько смен в месяц и, конечно, что, если Бог ставит меня в такие условия, Он же и даст силы для преодоления. У каждого из нас есть индивидуальные физиологические особенности и привычки. И, соответственно, слабые места. Один не может жить без сладких пончиков, другой – без любимой компьютерной игры. Мне же необходим ночной сон. Я могу не есть неделю (проверено), жить без чая и кофе. От сигарет и алкоголя также (на данном этапе) считаю себя свободной. Но мне нужен сон. Крепкий и продолжительный. Ночной и неразорванный. Когда на душе настолько хреново, что не хочется обсуждать это даже с Богом, знаете, что я делаю? Правильно. Ложусь спать. И после перезагрузки чувствую себя совсем иначе. За пятнадцать лет военной службы[39] бывало всякое. И по трое суток подряд не спали. От воспоминаний об этом мне еще больше казалось, что весь ресурс, отпущенный на ночную работу, мною выработан.
Первого февраля пришел заблудший допуск к работе с наркотическими и психотропными средствами. Это означало, что теперь я могу быть первым номером и работать одна. При воспоминании предыдущего опыта надвигающаяся ответственность мне даже нравилась. Я была готова работать первой хоть каждую смену. Только не ночью. Но если в графике есть сутки, то ес́ть и двадцатичетырехчасовая ответственность по бригаде.
