овеянных роем мух, канализационных ветров?
видели ли, как пылает закат над закрытым пляжем?
унесёт человечность вместе со шляпой, позорная стометровка,
на памятную табличку
слой пыли ляжет
ничком, мертвецом – не перевернёшь, не смоешь,
смог расстилается, волны-барашки, босой
разбойник несётся с воплями, канючит своим разбойным
писком; стой, тетя, тетя, постой!
голодный. мани, мани, тетя, хабиби, плиз.
гудки пароходные, паровозные, такси-трамвай,
с моря – соус креветочно-анчоусный, не свежий бриз;
подай, ну что тебе, доллар жалко, прошу, подай.
купи-продай, продай-купи. видели ли, как развалившись
спит бандитская морда, прикрыв газеткой
облупленный нос, обгоревшие плечи. свята ниша
пустой не будет. туриста – в клетку,
обезьянкой по улице – щупай, тяни-толкай,
впаривай массаж, парикмахерские услуги, дайвинг и безделушки
и среди грязи, вони и наготы, из рекламных проспектов – в реальный рай —
перенесены смердящие смертью туши.
шагай, пилигрим, шатайся
мимо дворцов и кладбищ,
будь везде иностранцем,
с открытым сердцем – не страшно.
не страшно мимо заборов,
не страшно мимо пороков,
не глядя – мимо укоров,
не слыша – мимо упрёков,
влюбляйся в новое солнце,
влюбляйся в мосты и ограды,
иди, пилигрим, не бойся,
везде тебе будут рады.
пусть ненадолго – станет
мир твоим милым домом,
и все города и страны
будут тебе знакомы;
и сердце внемлет ответам,
и кто-то тебя согреет.
беги, пилигрим, по свету,
пойте, виолончели,
стоните, плаксивые скрипки,
реви от натуг, оркестр.
иди, совершай ошибки,
ищи себе тихое место;
бреди, пилигрим, в бреду,
брод проходи, крестясь,
в раю ты или в аду,
вокруг чистота или грязь —
всё смоют проточные воды,
но в них заглянув, ответь:
бездомный или свободный?
жизнь впереди или смерть?
солнце мое, солнце мое, солнце, прости меня,
я не понимаю, как я могла так мучить.
я – пружинка сдавленная, распрямиться б в линию,
я смогла бы стать для тебя лучше.
ну прости меня, я не знаю, что я за человек,
отчего во мне столько муторного и гадкого,
у меня высыпаются не изумруды, боль моя из-под век,
я на всякую падаль падкая.
я туманная, я печальная, из таких глубин
вытаскиваю себя, прихватив с собой кучу монстров.
ты сражаешься с ними (со мною) совсем один,
это больно, знаю, я вижу, насколько тебе непросто.
но я выдержу, вынесу, разогнусь, есть же смысл.
ты прости меня только, прости, прости,
что я так провалилась в мысли,
только ты мне сумеешь помочь, только ты меня сможешь спасти.
я тебя не запомню. если бы захотела – да,
врезались черты твои в память бы на столетья.
но я не горю желанием – вот беда.
ты останешься маркой почтовою на конверте,
ты останешься лиловостью простыней,
нежностью котёнка домашнего, что с руки
ест без страха. ты останешься грохотами во мне,
ты останешься темнотой, где не видать ни зги.
ну не запомню, осталось же несколько фотографий,
где мы стоим, смешные, щуримся через очки,
ты в моем сердце – граффити или график,
ты во мне все растерзал в клочки.
понеслась, как дура, по закоулкам,
дурочка с переулочка, слышал, так говорят?
я – эта дура, я балерина из заводной шкатулки,
танцую тебе в сто тысячный раз подряд.
потому что хочу, чтобы ты запомнил, запомнил.
чтобы не смог ни профиль забыть, ни анфас.
потому что хотела бы, чтобы в мире кроме
нас ничего не осталось бы. кроме нас.
спи, бомжоночек, на полу,
здесь тебя не тронут.
примостись на картонке своей в углу
