София вспыхнула, смяла банкноту и швырнула обратно на стол.
– Дурак же ты, Глеб! – воскликнула она. – Уверен, что тебе нужна такая работа? Ты, в конце концов, простой парень, зачем с подобным связываться? Почему так много платят? Чем убедишь, эту… Анну? Найдешь ли вообще в трущобах?
Она смотрела на меня своими полярными глазами. Сейчас, на светлой кухне, радужки Софии мягко светились изнутри диким древним огнем: они обладали редким серебристо-серым оттенком, пронизанный чуть видимыми желтыми крупицами; так светилась бы нагретая ртуть, усеянная золотой пылью; то был взгляд волчицы.
– Меня благословил поп, это должно вдохновлять, – я усмехнулся. – По его словам, она там такая одна. Несколько часов легкой прогулки по Гостинке вряд ли принесут мне больший вред, чем посещение церкви.
– Легкой? – вздохнула моя жена. – Это же чертов Гостиный двор!
– Софи, Софи! Не будь такой пессимисткой. Даже четверти этой суммы хватит на первичное обследование. Мы ведь так давно хотели попасть к тому специалисту!
В уголках ее губ появились крошечные морщинки.
– Хочу одного – чтобы с тобой ничего не случилось, – произнесла София. – Кто бы мог подумать! У Николаса есть дядя, и этот дядя католический священник. Нашел спасителя на час, дал ему фонарь, открыл в нем гребаный дар, благословил! Не такую помощь я себе представляла…
В глубине светлых глаз сверкнули рыжие искорки. Это означало одно: моя жена начинает злиться, причем очень и очень сильно. Еще бы! Представляю себе, чего ей стоило преодолеть свою гордость, обратившись к тому, кого совсем еще недавно считала воплощением мерзости. Ответ на ее просьбу выглядел – или являлся – изощренной насмешкой.
– Прошу, пожалуйста, не злись, – я попытался смягчить ее, направить ход ее рассуждений в прагматичное русло. – Посмотри – это просто чертова куча денег, и эта куча лежит на нашем столе.
София выразительно посмотрела на меня.
– Вот именно, Глеб, эта куча лежит на нашем столе, в нашем доме. И она мне очень не нравится, и Ницше этот не нравится, и фонарь…
– Зачем они дали фонарь? – спросил я, цепляясь за возможность сменить тему.
– Чтобы ты посветил себе в голову, пытаясь найти там остатки здравого смысла!
Да, София могла быть грубой; она разочарована и ошеломлена, и я понимаю ее.
– Прости. Это все так нелепо и глупо, и, господи!..
– Фонарь, – тихонько напомнил я. София развела руками:
– Он чтобы светить, конечно. Кого можно найти в темноте Старого города?
Она взяла со стола миниатюрный металлический фонарик, отыскала небольшую прорезиненную клавишу, надавила подушечкой пальца. Тонкий и яркий луч абсолютно белого света ударил ослепляющей жирной точкой по изображению какого-то древнего вычурного собора на одной из купюр. Охровые стены мгновенно выцвели, от места, куда бил луч, разлетелись радужные круги. Свет звезды, проникающий на кухню из-под серого полотнища облаков, казался жалкой пародией на само понятие «Свет» в сравнении с этим тонким, но таким мощным порождением технологий.
– Хочешь, я…
– Нет-нет-нет, и не предлагай даже! Ты со мной не пойдешь. Двух женщин от толпы грязных подонков я точно не отобью. И одну-то не представляю, как вытащить из этих трущоб, так что пообещай мне – никаких сюрпризов, Софи!
София щелкнула переключателем, пространство кухни погрузилось в пепельный туман; вновь сделалось тускло.
– Какие еще сюрпризы? Я подумываю прямо сейчас позвонить ван Люсту и послать его к чертовой матери!
