– Нет, не повезло.
Я замер. Внезапно осознал, что на руках моих нет привычного тепла перчаток. Перчатки остались валяться в темноте коридора, где-то рядом с Анной, если она по-прежнему там.
– Балтийский портер. Но тоже неплохо, а?
Внезапно воздух в зале словно разрезало тупым ножом: раздался леденящий душу низкий звериный рык, а где-то в глубине помещения зазвенела тяжелая цепь. Из-за круглой сцены вышел огромного размера ротвейлер. На могучей шее животного красовался шипастый ошейник, массивная цепь от которого тянулась к столбу на сцене. Обнажив желтые зубы, псина ощерилась милой улыбкой людоеда. Вновь раздался утробный рык.
– Привет… – выдохнул я. – Славный песик…
Панк, орудующий бокалом и краном, буднично сообщил:
– Не бойся, она не укусит без надобности.
– Она?
– Сладенькая сучка! – панк веселился, наблюдая за тем, как я приставными шагами продвигаюсь к бару. – Садись-ка вот здесь.
Собака, габаритами напоминающая мифологическое чудище, следила за моим передвижением бешеными глазищами, наполненными злобным желанием кого-нибудь растерзать. Например, меня.
Я добрался до стойки и осторожно присел на указанный здоровяком табурет. Панк все еще обладал выгодной для себя позицией: в любой момент оружие могло оказаться в его руке, а я при этом был перед ним как на ладони.
– Держи, – передо мной с громким стуком появился бокал с черным как нефть пивом. Напиток насыщенного цвета смолы весело пронзали крошечные пузырьки, поднимающиеся со дна. Я сделал огромный глоток, и, ощущая приятную горечь послевкусия шоколада и кофе, произнес:
– Спасибо.
– Ага.
Панк отмахнулся, полез куда-то вниз стойки. Там находился мини-холодильник, из которого он извлек большущий шмат темно-розового мяса. Размахнувшись, здоровяк кинул его в сторону ротвейлера. Псина, хрипя, ринулась навстречу угощению и вцепилась в него мертвой хваткой. Раздался влажный хруст.
– Ска! Сколько раз я просил не кормить Матрикс помоями!
Рядом с собакой стоял человек. Поджарую мускулистую фигуру обтягивал кожаный жакет цвета вишневого сока, стройные длинные ноги спрятались в узкие синие джинсы, порванные на коленях. По черным лакированным сапожкам скользили металлические цепи, по обнаженным темным рукам ползла причудливая вязь татуировок, на правом запястье красовался кожаный напульсник с шипами наподобие ошейника ротвейлера. Массивный блестящий череп был обрит наголо, но сзади, на затылке, вниз спадали черно-белые локоны. Человек был поразительно молод, и вместе с тем производил впечатление опытного и мудрого знатока жизни. Всепонимающий, над всем смеющийся взгляд зеленых мраморных глаз изучал мою скромную персону, словно новый предмет интерьера своего закрытого клуба. Красивое, но запятнанное следами пороков лицо насмешливо улыбалось. Левое крыло небольшого прямого носа украшал сверкающий, будто утренняя звезда, камешек.
Голос этого человека лился из спикеров в той странной комнате; теперь же голос был звонким, насыщенным, без помех.
– Давид… – произнес я негромко, чуть наклоняя голову в приветствии.
«Предводитель содомовой толпы» походкой профессионального танцора подошел к стойке бара и элегантно присел на дальнем от меня табурете.
– Что ж, пусть будет так, – он обворожительно улыбнулся. Пробежал взглядом по изогнутым шеям пивных кранов, обратился к заправляющему баром панку. – Будь другом, налей раухбир. Пробовали раухбир? – он вновь перевел взгляд на меня. – Отличная партия вышла. Это…
