– Вы не могли бы передать мне эту крошку?
Он обращался ко мне.
– Передать вам… пистолет? Я правильно понял?
Хозяин трущоб встал с табурета и направился к ротвейлеру, энергично потрепал собаку по холке. Выразительно звякнула цепь: Матрикс вскочила на лапы, облизывая морду малиновым языком. В лучах диско-шара блеснули клыки.
– Ну да, ничего сложного. Просто возьмите этот «Глок» и дайте его мне. Справитесь?
В интонации была легкая, глубоко спрятанная насмешка.
– Брат, я не думаю, что это хорошая идея, – подал голос панк. – С виду он, может, и дурачок, но мы про него ничего не знаем.
Брат?..
– Так вот сейчас и узнаем, – широко улыбнулся Давид и сделал несколько шагов в нашу сторону. Ротвейлер нехотя последовал за хозяином, принюхиваясь, шумно вдыхая воздух. Я не шевелился. Со мной играют в игру, правила которой мне не известны. Возможно, что ни правил и ни игры нет вовсе, и все это одна безумная импровизация.
– Ну же, Глеб. Допейте свой портер, если хотите, а хотите, сделайте это позже. А ты, Ска, иди. И попроси нашу дорогую Анну переодеться для танцев. Вы любите танцы? – спросил он, переводя взгляд с меня на круглую сцену.
Я действительно допил свой портер – одним затяжным глотком. Сладкая горечь понеслась по глотке прямо в желудок, еще больше заставляя тело выделять беспощадное сейчас тепло; я все еще был в верхней одежде, не считая утерянных перчаток. Осознав это, медленно стянул с головы шапку, запихнув ее в карман пальто.
– Чувство ритма мне, в общем, присуще…
Давид покачал своей обритой головой, а волосы на его затылке медленно закачались.
– Я интересуюсь, как вы относитесь к такого рода искусству, не более. И прошу разделить его созерцание вместе со мной. Моя сестра превосходно танцует.
– Ваша… сестра?..
Звякнула цепь. Давид гладил страшного пса. Панк хмуро и неодобрительно зыркнул на нас, развернулся, и по его широкой спине задвигались блики; он и в самом деле уходил; через несколько секунд мы остались втроем – я, Давид и жуткий ротвейлер. Без огромной фигуры Ска я почувствовал вдруг прилив глупого ободрения, некой мальчишеской дерзости. Всего в нескольких сантиметрах от меня лежит огнестрельное оружие, которое я имел право взять в руки. Импровизация заманивала меня в ловушку, это было очевидно, но только вот в какую?
– Да, Глеб, она моя сестра печали. Моя личная война с этим городом.
Глубокая, из какой-то самой черной бездны тоска прозвучала в этих словах. В каждой букве пряталась боль. Но глаза цвета зеленого мрамора смеялись.
– А этот Ска… Он назвал вас братом…
Камешек в крыле носа сверкнул от легкого, изящного взмаха головой.
– Мы не братья в известном смысле. Но все в этих трущобах зовут меня именно так.
– Почему?
На что я надеялся, продолжая эту бессмысленную беседу? Тянул время? – но совсем скоро сюда вернется опасный панк; убаюкивал бдительность Давида? – под его ногами лежал монстр, готовый разорвать меня на части в любой момент. Чего я вообще хотел? И впрямь схватить вороненый «Глок», наставить его на этого фрика, заставить привести меня к Анне и, минуя здесь все и вся, выбраться за пределы трущоб, сбежать с ней вдвоем в снежную ночь прямиком под сень божьего дома? Оружие имеет свойство сеять смерть; нажму ли я на спусковой крючок в случае опасности, лишу ли кого-нибудь жизни из-за тысячи чертовых евро, защищая себя, эту Анну; Софию?..
– Просто потому, что я брат своей сестры.
