Так, теперь надо разбираться, что случилось с моей основной картой. Я вытащил мобильный, чтобы позвонить в контакт-центр банка, и услышал: «Номер временно заблокирован. Осуществление вызова невозможно».
Похоже, что и на карте не просто технический сбой, а блокировка. Обложила меня родная компания по полной программе. Значит, позвонить моему лучшему другу Роберту нельзя. А личный мобильник лежит дома, на нем стояла переадресация на служебный. Ладно, вечером разберусь.
И я поехал к Роберту. Электричка из Барвихи приходила на Белорусский вокзал. Приписана она была к прекрасному пункту Ромашково. Был я когда-то на этой платформе.
Детский мультик «Паровозик из Ромашкова», кстати – про пригородный поезд, который ходит по ветке вдоль Рублево-Успенского шоссе.
Вспомнилась песня Галича:
Мы поехали за город,
А за городом дожди,
А за городом заборы,
За заборами – вожди.
Некоторые из них были людьми довольно скромными и катались отнюдь не на «Чайках», а на электричках. Я усмехнулся, нынешних вождей не то что в электричке – в «Чайке» не увидишь, только кортежи.
Сейчас со мной ехали интеллигентного вида тетеньки лет пятидесяти, многие в платках, читали кто Ивлина Во, кто Грэма Грина. Донцовой не наблюдалось. Это был золотой фонд рублевской прислуги. Бывшие инженеры и кандидаты наук, ставшие судомойками и мойщицами окон. Рублевская газетка, помнится, предупреждала: «Никогда не фамильярничайте с прислугой, она может решить, что вы с ней на равных». Как ни смешно, но я – кандидат наук в прошлом и нынешнем – чувствовал себя в этой электричке гораздо лучше, чем во всех роскошных кабинетах, вместе взятых. Да и состав, совершающий по этой малозагруженной ветке всего несколько рейсов в день, был как будто из прошлого – с пузатой кабиной машиниста и потертыми до благородного блеска деревянными лавками. Я плавно приближался к Москве. Пейзажи детства вначале сменились унылой урбанистикой замызганных многоэтажек начала 70-х, а потом – сияющими отраженным осенним солнцем стеклами бизнес-центров.
Мой друг Роберт выглядит как иллюстрация к роману Дрюона «Проклятые короли». Он высок, за метр девяносто, и мышцы как у Арни до начала политической карьеры. Когда смотришь снизу, кажется, что перед тобой утес. В общем, граф Робер де Артуа, да и только, рыжеватый блондин с чуть-чуть пробивающейся сединой. Мы с ним учились в одной школе. Я на пару лет моложе, но легенду о прекрасном соблазнителе из десятого класса слышал неоднократно.
Фамилия моего друга не подходила ни его имени-отчеству, ни его благородной и неординарной внешности – Собакин. Роберт Карлович действительно мог бы изображать поджигателя Столетней войны – тем более, у них в жилах даже течет немного общей крови. Еще в школе, посмотрев на юного Роберта, многие называли его Робером с ударением на последнем слоге.
Полная фамилия Роберта Собакина – Шамборен-Собакин. Звучит смешно, поэтому он старается так не представляться. Если строго соблюдать формальности, мой друг должен именоваться не иначе как Роберт Карл, виконт де Шамборен. И не Собакин, конечно, а Собаньский. Очень уж у него занимательная семейная история. Весь двадцатый век, сцеженный в одну каплю воды. Прадед Роберта был небогатым парижским дворянином. Вышел из древнего, но уже вполне обнищавшего французского аристократического рода. На самом деле род был даже более чем аристократическим, поскольку восходил к королям, причем даже не к Бурбонам, а к Валуа.
