Вот оно. «Если». Эди почти готова улыбнуться, получив кусочек своей правды. И как обычно – одного укуса ей не хватает.
– А где бы ещё им быть? – спрашивает она дурочкой.
– В смысле, не в детской, – встревает отец.
– Если их не было в родительской и в гостиной, то… остаётся ведь только детская, – не сдаётся Эди, хотя отец шлёт ей предупреждающие взгляды: чуть приподнятые нижние веки и прямые брови. Не сегодня, пап.
– Твоя мама, очевидно, оговорилась…
– Знаешь, ты дважды говорил о детях в настоящем времени, – замечает она.
– В самом деле? – задумывается папа и вдруг хвалит: – Ты очень внимательна. Должно быть, я случ…
– Пожалуйста, – надавливает Эди, – договорите до конца.
– Всё дело в костях, – наконец выкладывает мама и садится прямо. Она говорит с готовностью, которую удерживала не по своей воле, и со страстью человека, желающего быть понятым.– Через три года…
– Джехона, – грубо обрывает отец. – Мы это обсуждали.
Эди откидывается на спинку скрипучего стула и складывает перед собой руки, как лапки.
– Обсуждали, как скажете мне ровно то, что я знаю?
Ей бы сыграть жертву до конца, уткнуться взглядом в стол, но она смело поднимает глаза навстречу правде и видит по родительскому смятению, что она права, чёрт, права, они спланировали эту ложь!
– Послушай, Эди, спасибо, что интересуешься своими сёстрами и братьями, несмотря на своих несговорчивых родителей,– ласково улыбается мама. – Но нам нечего больше рассказать, это всё, что мы видели, пон…
Эди поднимается ещё до того, как мама закончит, и лохматит макушку Чипа, зовя старичка за собой в комнату. Её сёстры и братья. Прозрачные следы счастливого детства. Сёстры… Братья… Было что-то… Было что-то такое важное…
Она останавливается.
– Ты как-то сказал, что это могут быть «братья оттуда».
– Эди, – поражённо одёргивает мама и встаёт к ней. Нет, не поражённо. Она не поражена, она напугана – она вцепилась в руку Эди и не может найти слова.
– Я не помню, чтобы говорил такое. Иди к себе, – подводит черту отец. Ни один мускул не дрожит на его лице. Дочке бы понять, что разговор окончен и дальше её нос не поместится.
– Несколько лет назад ты сказал эту фразу маме, – остервенело говорит она, грозно сводя брови точно не волнуясь о папиных намёках. – Но у тебя нет братьев. Откуда эти братья?
– Эди, оставь эту тему, будь добра, и уйди к себе, – вполголоса просит мама.
– Это связано с тем, что у нас другие крестики, да? – не останавливается Эди. – У всех в школе крестики простые, но у нас с Иисусом. Поэтому вы подаёте объявления только в чужих городах? Из-за братьев?
– ЭДИ!
Стол трещит от папиного удара, и когда в два шага он подлетает к ней, Эди пугается, но с места не двигается. Отец лишь хватает дочь в охапку и заталкивает её,брыкающуюся, в комнату, пока растерянный Чип скулит и мама обхватывает себя руками, понимая, что отец прав.
– Почему вы напуганы?! Что ещё вы знаете?!
– На сегодня с тебя хватит! – кричит он, и хотя Эди обидно, обидно, обидно, она улавливает в округлившихся глазах отца… панику? прежде чем летит обратно к захлопывающейся двери, но не успевает – влетает скулой в резьбу и чешет лицом до самой ручки, стукаясь коленками.
Их с Чипом заперли.
Заперли!
– Почему вы не дотянетесь до них?! Почему даже говорить об этом боитесь?!
Эди трескает дверь кулаком и ещё, и ещё, и ещё, и… ещё… и… всё.
– Это нечестно, – шепчет она Чипу, глотая горячие слёзы, а Чип ложится на кровать, свешивает седую морду на чёрные лапы и смотрит на неё.
