– Про братьев ты мне не расскажешь, да?
– Так, – встаёт мама, – я пошла, товарищ следователь.
Улыбнувшись, Эди метит в юмор, надеясь на ещё одну деталь или оплошность:
– Сдайте подельников, гражданочка, или пойдёте по всем статьям.
– Извини, Эди, – пресекает мама, – это не моя история.
– Как вежливо, – бурчит она.
– Спасибо, Эди, – благодарность звучит серьёзно и отдаёт горькой радостью. – Мне нужно было это услышать.
– Тебе спасибо, – кивает Эди, и мама закрывает дверь за собой и Чипом, выпрашивающим вкусность.
– Ты абсолютно беспардонный пёс! – доносится возмущение из-за двери, а затем звук холодильника. Эди улыбается: мама может сколько угодно сетовать на то, что Чип балованный, но истина в том, что избаловала его она.
Дождавшись, когда закроется дверь в родительскую, Эди бросается к столу и цепляет очки – она обещала маме не записывать её на диктофон, но она не обещала не записывать в дневник.
«Рёв предположительно мотора предположительно в полночь неизвестная блондинка в шляпе предположительно без машины попросила мистера Коста полпервого ночи улыбнулась загорелась проводка пожар начался с…»
Эди пишет и пишет: всё подряд, без знаков, сквозь строки. Каждое случайное слово находит своё место в веренице. Версии вспыхивают перед глазами одна за другой, и одна другую дискредитирует, уступая место новым, таким же несовершенным, пока рука вслепую записывает всё, что помнится. Когда в раздумьях Эди останавливается, её взгляд находит то самое фото: мама и папа сидят в своей комнате и держат её, Эди, на стадии «комок одеял». Эти люди не расследуют исчезновение собственных детей, они ещё не знают опасности, не замечают угроз, а значит, обмануть их не составит труда и…
И Эди распахивает глаза.
И Эди берёт фото в руку.
И Эди видит, что пожар начался не из-за проводки.
Глава 3
От подруг Ребекка часто слышит фразу «ты не поверишь»:
– Ты не поверишь, кого я вчера встретила.
– Ты не поверишь, что мне подарили на день рождения.
– Ты не поверишь, что мне рассказал Дилан, только это секрет!
Скромной и вежливой Ребекке доверяют много тайн, она слышит много «ты не поверишь». Но всех их превосходит Эди, и если бы остальные знали её истории, то уже никогда бы не использовали эту фразу.
– Ты не поверишь, что мама рассказала мне про пожар…
Да, пожалуй, Ребекка вместе с Эди в той фазе, где встреча с бывшим не удивляет. Она складывает наушники в шкафчик и с готовностью развешивает уши.
Эди рассказывает вкрадчиво и смотрит на неё внимательно, взглядом цепляя неосознанно опустившийся уголок губ, лишний вдох, прижатые к щеке пальцы. Так, через Ребекку, она смотрит на историю с третьей позиции.
«Это ужасно», – первое, что думает Ребекка, когда Эди смолкает и вакуум вокруг них рассасывается, а школьный шум вновь заполняет щели. Она бывала у Эди, она видела мистера и миссис Галица и их отчуждённые улыбки. Не разбитыми, но расколотыми – вот такими ихвидела Ребекка. Чудом держащиеся вместе осколки. Теперь же она понимает то, что давно почувствовала. Что за чистилище это должно быть, а не жизнь! Хотя зависть часто кусает нос Ребекки, она не может не сочувствовать Эди – она дорожит ею. Возможно, сейчас ей нужна поддержка?
С другой стороны, это прямо как тот детектив, на который Дерек с французского водил её в городе. Ребекка тогда провела весь сеанс, думая, что Эди раскрыла бы шпиона уже к середине фильма, и силясь смотреть ленту её глазами – упёрлась локтями в колени, не дав Дереку шансов ни обнять в зевке, ни положить ладонь на ладонь. Но это был фильм, плоская ленточка кадров, на которую всегда смотришь со стороны. Здесь и сейчас она словно внутри детектива. «Второстепенный персонаж без выразительности», – не может не добавить внутренний голос.
