– Бэ-э-э, – вытягивается её лицо – вкус чернил на языке с ней навсегда. Трисс справа весело хмыкает.
– Эди, что ускоряет реакцию?
– Гидрометилтионин, – наугад повторяет Эди синими губами, но:
– Понятно. Остаёшься после уроков.
Сжав зубы, Эди проглатывает раздражение и немного чернил: в конце концов, среднестатистическая учительница не представляет, что в жизни подростка может быть что угодно важнее её урока или глупых выпускных экзаменов. Оценка знаний тестом, притом на противность составленным, убивает в Эди веру в человечество. Нет, простая учительница не видит подозрительных деталей в Трисс, не видит на запястье директора шрама, уходящего под манжету, не видит, что Эди украла у неё колбу ещё зимой. И она не поймёт, что свободное время нужно Эди не для телека, а для расследования.
Отстранённо наблюдая, как учительница растворяет в кислоте щепочку, она вытирает чернила со рта и вдруг наклоняет голову: «Погоди, это же возможно?»
– Нет, невозможно, – объясняет учительница после уроков. – Невозможно растворить килограммы органики за короткое время, а затем поджечь следы. И не забудь про наказание. У тебя сейчас математика? После неё тебя жду.
– Класс, спасибо, – отвечает Эди с непроницаемым лицом, но серьёзность смешит учительницу, судя по старательно сомкнутым губам и поднявшимся уголкам глаз. Что же с того: не она первая глупая взрослая, не она последняя.
«Да, глупые взрослые», – подытоживает Эди, пародируя походку мальчишки впереди неё по дороге в библиотеку: с каждым шагом его голова двигается, как куриная, ступни разлетаются дальше нужного, а руки свисают обезьяньими лапами. Это веселит больше «Тома и Джерри». Это вообще веселит, в отличие от этого дерьма.
Хотя как химик её учительница умна, Эди берёт книжку по химии в библиотеке и проверяет на уроке математики, дёргая ногой: неорганическая кислота, как плавиковая, может разъесть человеческое тело за короткий срок, но она не горит, зато горит органическая кислота, но ей требуется много дней на разъедание. Гипотеза о растворённых детских трупах и подожжённых следах разбивается о химию. Нога успокаивается. У её старших всё больше шансов на жизнь.
Откинувшись на спинку стула, Эди невидящим взглядом следит за учителем. Версия о похищении кажется ей правильной как интуитивно, так и логически, но что, если это ловушка ленивого ума? А если это загон, в котором её держит взгляд, сложившийся из-за жизни бок о бок с надеждой родителей? Эди стучит короткими ногтями по надписи «Трисс не сплёвывает» на парте и представляет, как одному-двум людям достаточно дождаться сна утомлённых детей и поджечь комнату через открытое летом окно или влезть в него, убить детей во сне и поджечь. Только кому нужно убивать четырёх детей? И даже не выручить деньги с продажи органов? Разве что месть, даже без фантазии!
– И я снова упираюсь в «братьев», – шепчет Эди и трёт глаза за окулярами очков. Нужно каким-то образом отмести версию о гибели в огне. Но если она узнает, что дети могли сгореть в огне… Ей кажется, она рехнётся. Здорово будет, прагматично загадывает Эди, если рехнётся, не успев рассказать родителям. В конце концов, только надежда и младшая дочка держат их по эту сторону вменяемости.
«Нужен эксперимент», – думается ей. Эксперименты веселее размышлений.
Физиологические показатели какого животного приближены к человеческим? Чьи кости достаточно велики и крепки, чтобы сымитировать человека?
