Читать онлайн Станислав Чернышевич - 1517

ГЛАВА I. ИЗГНАНИЕ

Волшебный аромат цветов,

Чудесный запах первоцветов

Немного подразнил ослов,

В Каир везущих кастаньеты

Для королевского оркестра

И для парадных, славных дней,

В телеге вместе с парнем честным,

По имени Мишель Абей.

Для двух ослов, признаться честно,

Тащить телегу с весом выше

Значений собственного веса

По глине и траве закисшей,

Приятного, конечно, мало,

И потому Мишель в пути

То спал, укрывшись одеялом,

А то предпочитал идти.

Мишель Абей был сын Лиана,

Лиан был сыном Фахр эд-Дина,

Который был эмир Ливана

И правил им весьма красиво.

Он тяготел к семейным скрепам:

Налоги – маленький процент,

Преступникам – острог свирепый,

Великим – личный монумент.

Страна долин и гор высоких,

Маслин, дубов и винограда,

Владычица морей глубоких

И бесконечной анфилады,

Любила страстно Фахр эд-Дина

За то, что был он долгу верен,

Не разгонял протесты силой,

Да и в словах не лицемерен.

Крепка была его рука,

Могущество весьма безбрежно,

С врагами ярость велика,

И в одеянье белоснежном

Он был начитан, разговорчив,

Знал арамейский и санскрит,

И обожал народ свой очень,

От неимущих до элит.

История Ливана нежно

Ведёт нас к одному истоку,

Тем городам на побережье,

Что стали звёздами Востока.

И самый главный в веренице -

Их венценосный град Бейрут,

Что основали финикийцы

На Средиземном море тут.

Как в знаменитую Пальмиру,

Что пышной роскошью влекла,

В Бейрут – на перекрёстке мира,

В те дни толпа торговцев шла.

А рядом Тир – веками модный,

Где шёлковый великий путь

С сухого превращался в водный,

Чтоб морем к Риму домахнуть.

Везли туда бумагу, порох,

Фарфор, чай, специи и рис,

Ковры, одежду, шёлка ворох,

Ещё тибетский барбарис.

Флот проседал в воде так низко

От сумок, амфор, бурдюков,

Что плыл с чрезвычайным риском

Вдаль от ливанских берегов.

Шторма его сопровождали,

Удары бури в паруса,

От молний корабли пылали,

А как-то судно отнесла

Волна на берег к каннибалам,

Где с ними был ужасный бой,

И лишь поддержка из Ливана

Вернула моряков домой.

Кто путешествовал не мало,

Познал красоты той страны:

Пещеры, бухты, птичьи скалы,

Дома античной седины.

Всё, как сейчас, так было раньше,

Пять сотен лет тому назад,

Когда с величьем широчайшим

Эмир ходил вперёд-назад.

Он выглядел совсем не старым,

Спина прямая, как у всех,

Кто в жизни, пожиная лавры,

Не ведал никаких помех.

Кто был настолько предан делу,

Что люди шли за ним толпой.

Он был во всех делах умелый

И вечно чем-то занятой.

На выпад огрызался смело

И мчался воевать в седле

С очередным испанским пэром,

Что в порт приплыл на корабле

Установить свои порядки

И флаг поднять вверху меж скал -

За эти наглые нападки

Суда эмир дотла сжигал.

Две сотни тысяч рук с мечами

Взмывали в небо в его честь,

Бойцы с щитами за плечами

Готовы были в битву лезть.

Не важно с кем, не важно сколько

Врагов пришло искать успех,

Эмир мог пальцем щёлкнуть только,

Чтоб утопить в крови их всех.

Ливан кругом, в вершинах горных,

Что скрыты снегом на полгода, -

Отличный щит от вероломных

Солдат наёмных в их походах,

Какими управляли строго

Войну искавшие султаны.

Их здесь лежать осталось много,

Убитых в кряжах и карманах.

Веками крепло государство

В боях за честь и за свободу,

И в этих страшных битвах частых

Лишь укреплялся дух народа,

Людей сплочённых, сильных, смелых,

Что, луки опустив к ногам,

Стояли на вершинах белых

Лицом к любым своим врагам.

Но только внук пошёл не в деда:

Он лишь к обеду просыпался,

Тяжёлого труда не ведал

И в разных девушек влюблялся,

С какими весело кутил

И юность прожигал в тавернах,

Где чашками напитки пил,

Что опьяняли честь безмерно.

Весь локоть на руке у принца

Чистейшим серебром обвешан.

Здесь явно было чем гордиться,

Ведь сплавом никаким не смешан

Анатолийский самородок.

И на браслетах знак стоял -

Эмблема царского их рода,

Какой принц чтил и уважал.

Девчонки с ним забот не знали,

Он наряжал их, как для бала.

Их пряди шпильки украшали

Из благородного металла.

А платья, сшитые по моде

У лучших дорогих портних,

Мишель своим подружкам, вроде,

Сам лично покупал для них.

Он даже как-то ранним утром

Посылку получил из Вены -

Десятки туфель в перламутре,

Чтоб танцевать в домах почтенных.

Мишель дарил их незаметно,

И совершенно не напрасно:

Смотрелись максимум эффектно

Девчачьи ножки в туфлях классных.

Однако люди замечали,

Что слишком он любвеобилен,

И даже во дворец писали,

Чтоб с ним всерьёз поговорили.

Без оскорблений не приличных

И без пощёчин непристойных,

Внушили принцу, что публично

Он должен выглядеть достойно.

Семья вела с ним разговоры,

Пыталась как-то вразумить,

Но парень отвечал лишь спором,

Что знает сам, как надо жить.

За что и получил суммарно

Он наказанье – ехать в ссылку

В Египет, сев к звезде полярной

В телегу вечером затылком.

Ливан восходит к слову “белый”,

Так переводится в трудах

Он у учёных престарелых

В льняных накидках на плечах,

И их труды – есть часть эпохи,

Что видела и страсть, и кровь,

Дворцовые переполохи,

Интриги, войны и любовь.

В то время нравы были строги,

Императивная платформа -

Мораль и никакой тревоги

В укладе жизни, её форме.

В цене – этническая общность,

Семейный тёплый микроклимат

И повсеместная восточность,

Где всё вокруг неповторимо.

Собрав Мишеля для поездки,

Родня была тверда, как в танке,

Мол, обсуждали на повестке

Его зависимость к гулянкам.

– Египет в этом плане строгий, -

Сказал отец, прощаясь с сыном. –

Он отучил подростков многих

От тяг к излишествам и винам.

Мой брат там правит всем Каиром,

И ты – племянник, значит, брату.

Узнаешь суть другого мира,

Вернёшься воином, солдатом.

А из каштанов кастаньеты

Пусть примет в дар глава бессрочный,

Так принято по этикету,

И к ним ещё вот – мёд цветочный.

Скажи ему, что собирали

Тот мёд в лугах, в горах высоких,

И очень сильно рисковали

Сорваться вниз, в обрыв глубокий.

Но ради брата золотого

Я лез на скалы без сомнений,

Пускай поест медку густого

На свой ближайший день рожденья.

– А кастаньеты, внук любимый, -

Вмешался дед, мотнув тюрбаном, –

Готовили неутомимо

Нам из испанского каштана.

Заказ мы сделали в Мадриде,

Послав в обмен мечи из вутца.

Испанцы, как их только видят,

Уже от жадности трясутся!

Отец Мишеля – был из Тира,

Почтенный воин, что когда-то

Вниманья дочери эмира

Добился молодым солдатом.

На трон претендовать не мог он,

Да он и не претендовал,

Но с абсолютною заботой

Родного сына опекал.

А сын как раз и был наследник

Той самой крови, что давала

Ему, как говорил советник,

Права на власть и допускала

Знать все секреты во дворце

И порицанье объявлять

Тем, кто с упрямством на лице

Приказ не хочет выполнять.

Только вопросы государства

Для принца были лишь вторичны,

Он обожал лишь те пространства,

Где много женщин симпатичных.

А заседания подручных

Вельмож, где были лишь мужчины,

Мишель считал занятьем скучным

И пропускал их беспричинно.

На мраморной плите огромной

Стояло здание дворца.

Величием и гневом полный,

Казался принцу вид отца.

Дед в украшеньях драгоценных

Качался рядом на качелях

И повторял, что нет замены

Решению изгнать Мишеля.

Мишель не смел присесть при старших,

Но право говорить имел.

– Мне кажется, придирки ваши,

Как сотня ядовитых стрел

Летят в меня не справедливо,

Я ничего не нарушал,

Веду себя всегда учтиво

И в мыслях чистый, как кристалл.

Эмир в ответ заулыбался

И посмотрел недоумённо

Туда, где внук его топтался,

Всё отрицая непреклонно.

И захотелось Фахр эд-Дину

Махнуть на мальчика рукой,

Коль он предстал опять не винным,

Но вырвалось само собой:

– Действительно, твой вид снаружи

Весьма и милый, и приятный.

Нельзя сказать, что неуклюжий,

Всегда постиран и опрятный.

И наших слуг не обижаешь,

И с поданными вежлив очень,

Но только часто посещаешь

Места, где пьянь гуляет ночью.

Наш род такое осуждает,

Принять такое невозможно,

Никто из нас не понимает,

Зачем ты выбрал путь столь ложный,

Когда есть шанс испить из блюдца

Сполна могущества и славы,

Ну что ж, в Египте разберутся

Ошиблись мы в тебе иль правы.

– А расстоянье до Египта

Не догадались подсчитать? -

Мишель поддел эмира хитро. -

Туда два месяца шагать!

А у ослов ведь шаг короче.

– Так ты и не спеши особо, –

Эмир воскликнул властно очень,

Пугнув всех рядом до озноба.

Задумайся о поведенье,

Зачем родился ты на свет,

Понять своё предназначенье

Пора тебе уж в двадцать лет.

Поразмышляй, вцепившись в вожжи,

Как сделать дел полезных много,

И в этом вот тебе поможет

Как раз та долгая дорога.

Мишель не знал, что и ответить,

Ведь за любую его фразу

Его как будто били плетью

И тут же убеждали сразу,

Что жизнь его сейчас никчёмна,

И ссылка в дальнюю страну

Ему поможет благотворно

Прочувствовать свою вину.

Но, почему категорично

Решенье принято такое?

По сути, это не логично -

Гнать принца из дворца ногою.

Ведь если он погибнет, зверски

Убитый где-то по дороге,

Кто трон займёт потом имперский?

Кто станет старикам подмогой?

– Ты там не подведи в Каире, -

Добавил дед. – Держись прилично,

Решай любые ссоры миром,

Покушав, мой посуду лично.

Когда ведёт беседу старший,

Молчи, пока тебя не спросят,

Не ешь лаваш, на пол упавший,

Не пей того, что с туфель сносит.

В дорогу вот тебе монеты,

Они из золота, а значит,

Их примут в каждой части света,

Куда б ты ни приехал, мальчик.

На случай, если грабить станут,

Семейный вот тебе кинжал,

Ещё совет: беги от пьяных,

Где ты бы их ни повстречал.

В семье эмира спорить с главным

Никто не смел даже пытаться,

Никто не мог, что и не странно,

Такого мужества набраться.

Семья была – пример для граждан,

За ней следили днём и ночью,

И применяли в доме каждом

Их лучший опыт и не очень.

Так что эмир, в кафтане красном,

Подбитым мехом дорогим,

Дал всем понять предельно ясно:

“Честь рода в доме сохраним!”

И приказал внести в цитатник:

“Любой повеса здесь – изгой!

Кто должен, взяв овечий ватник,

Уехать сразу с глаз долой!”

Лишь только мама не хотела,

Чтоб сына гнали из дворца,

Но её слово не имело

Таких же прав, как у отца .

Связала она кофту парню

И вышла провожать в слезах,

Как молот бил по наковальне -

По нервам материнский страх.

Мишель обнял её так нежно,

Как это может только сын,

И обещал вернуться спешно,

Чтоб не добавить ей морщин.

Хотя прекрасно знал: дорога

В далёкий и суровый край

Отнимет времени так много,

Что дни считать лишь успевай.

Ну а в обед, приличья ради,

Три раза выстрелили пушки

На корабле, на водной глади,

Изрядно напугав пастушку,

Что на поляне урожайной

Пасла коров почти у порта,

Из-за чего её случайно

Едва ядром не сбили с борта.

Народ, услышав канонаду,

Стал обсуждать её в тавернах,

Но им подали мармелада,

Чтоб власть оценивали верно.

А вечером спектакль дали:

Слоны и тигры дрались круто,

Потом все хором запевали

Национальный гимн Бейрута.

А как же отнеслась прислуга

К отъезду принца во дворце?

Кто с интересом, кто с испугом,

А кто-то на своём лице

Носил пустое безразличье.

Но, если в целом рассуждать,

Скандал семейный – очень личный,

Чтоб его слугам обсуждать.

А вот любимый шут Мишеля

Успел товарищу пожать

На счастье руку, и свирелью

Гостей умчался развлекать,

Ведь хоть и жалко было внука,

Эмир предостерёг здесь всех,

Что разрешил из многих звуков

Он лишь хихиканье и смех.

И потому все веселились,

Толпой плясали под свирель,

У ваз с бананами толпились

И пили яблочный коктейль.

Шуты ходили на ходулях,

Гимнаст садился на шпагат,

Мишень из аркебузы пулей

Искусно поражал солдат.

Гудел дворец многоэтажный,

Что был из камня крепко сложен.

В спектаклях комики отважно

Прошлись сатирой по вельможам.

Эмир там и себя узнал

В одной из храбрых тех пародий

И очень громко хохотал –

Понравился сценарий, вроде.

Мишель вздохнул, покушал плотно,

Спасибо поварам сказал

И, почесав кота щекотно,