1983-й. Мир на грани - страница 38

. Однако еще больше, чем резкими словами Рейгана, Кремль был обеспокоен его согласием продолжить размещение в Западной Европе ракет «Першинг-2» и крылатых ракет. В Кремле это сочли не ответом на размещение СССР ракетного комплекса SS-20 («Пионер»), но истолковали исключительно как воинственный шаг США, что усилило страх советских руководителей перед западными технологиями. Москва была вполне досягаема для ракеты «Першинг-2», запущенной из Западной Германии, так что в Кремле это размещение восприняли как попытку изменить соотношение ядерных вооружений в пользу Запада. Если эта ракета будет использована для нанесения первого удара, то на него будет почти невозможно ответить за те несколько минут, которые будут в распоряжении у Кремля. Пожалуй, кремлевские руководители даже не успеют добраться до защищающих от ядерного удара подземных бункеров, построенных специально для них: от центра Москвы до этих бункеров нужно было доехать на подземном метро. Предстоящее в скором времени размещение ракет крайне дестабилизировало положение. Один советский советник по обороне позже вспоминал, что «единственной возможной целью этих ракет было наше руководство в Москве, потому что “першинги” не могли долететь до большинства наших ракет»[90]. Требовался новый уровень готовности к первому удару, который могли нанести Соединенные Штаты. В случае необходимости Советскому Союзу требовалось запустить своим ракеты первым, чтобы его не застали врасплох и не уничтожили.

Запуск ракеты «Першинг-2», всего шесть минут полетного времени до Кремля

К началу 1980-х годов уже не только Брежнев и его ближайшее окружение, но и остальные советские руководители понимали, что международная обстановка (то, что они называли «соотношение сил в мире») меняется не в их пользу (на Западе это называлось «баланс сил»). Андрей Громыко, многолетний министр иностранных дел, был вынужден признать, что «международная обстановка… изменилась к худшему»[91]. Советские руководители видели, что оборонный бюджет США, увеличиваясь невиданными темпами, не оказывает, судя по всему, давления на экономику, находившуюся на подъеме. Они наблюдали за тем, как происходит размещение новых систем вооружения, предоставляющих Соединенным Штатам возможность нанесения упреждающего ядерного удара, и ощущали усиление позиции Вашингтона, в которой они усматривали возрождение агрессивности. Выступая в 1981 году перед офицерами КГБ, Крючков сказал: «Политическое положение в мире становится все хуже и хуже, и этому не видно конца»[92]. Как говорил один ведущий сотрудник ЦРУ, все советские руководители были людьми «ограниченными, с узкими взглядами»; они были «прозаичными, замкнутыми и зацикленными на себе»; «страдая паранойей, они боялись… собственного народа и мира, который, как они думали, был неизменно враждебным и угрожающим»[93].

Андропов, наблюдавший за этим миром с Лубянки, заметил, как изменилось отношение к Советскому Союзу, и это усилило его параноидное восприятие Соединенных Штатов. В мае 1981 года, вскоре после возвращения в Белый дом Рейгана, поправившегося после покушения, в Москве состоялось крупное совещание работников КГБ. На нем присутствовал Брежнев, в секретном выступлении осудивший политику Рейгана. Андропов пошел еще дальше. Он сказал, что новая американская администрация активно готовится к войне, и, к изумлению многих присутствовавших, заявил, что существует большая вероятность того, что США нанесут упреждающий ядерный удар. Андропов потребовал приступить к осуществлению совершенно новой разведывательной операции при совместном участии КГБ и ГРУ (Главное разведывательное управление, советская военная разведка). Она получила название «Операция РЯН»: это был акроним, образованный из первых букв термина «ракетно-ядерное нападение». Всему аппарату советской разведки было поручено отслеживать признаки подготовки к применению ядерного оружия и Соединенными Штатами, и его союзниками по НАТО, с тем чтобы у Кремля было время подготовиться и нанести ответный удар