1983-й. Мир на грани - страница 42

Но, какими бы сомнительными ни были эти приказы, ни один агент какой-либо резидентуры КГБ или разведслужбы Варшавского договора не хотел рисковать своей карьерой, высказывая свое мнение и подвергая сомнению цели РЯН. От агентов требовалось сообщать информацию, даже если они сомневались в ее необходимости или обоснованности. Чем более тревожными были сообщения, тем больше агентов благодарили за их усердие. Один агент КГБ в Лондоне услышал в новостной передаче Би-Би-Си обычное сообщение о кампании по привлечению новых доноров крови и передал эту информацию в Москву. Главное управление, откликнувшись на нее, ответило, что это сообщение представляет чрезвычайный интерес в качестве свидетельства подготовке к войне, и поблагодарило агента за хорошую работу. Неоднократно случалось так, что московский центр требовал отчетов, а потом, проанализировав полученную информацию, требовал дополнительных подробностей. Операция РЯН начала работать сама на себя, возник порочный круг. В Центр сообщали не то, что считали важным оперативники, но то, что хотелось услышать Центру. Паника в Москве, вызванная предположением о подготовке под руководством США к нанесению упреждающего ядерного удара, усиливалась по мере того, как собранные разведданные подтверждали собственные страхи Москвы.

Для успешного проведения операции РЯН в августе 1981 года Брежнев тайно встретился в Крыму с руководителями стран Варшавского договора. Он попросил их подписать соглашение, которое упрощало процесс принятия решений, относящихся к объявлению войны. Это тайное соглашение предоставило Кремлю реальное право приказывать войскам Варшавского договора занимать боевые позиции, не спрашивая разрешения каждого государства-участника. Опасаясь, что может не хватить времени для реагирования на стремительно меняющуюся ситуацию или ответить на первый удар войск НАТО, Москва искала возможности ускорить свои действия для мобилизации своей системы обороны[105].

Когда Брежнев умер и его сменил Андропов, паранойя нового руководителя на почве воинственных намерений США вышла в Кремле на первый план. Одним из тех, кто во время передачи власти поддерживал Андропова больше других, был министр обороны Устинов, восхищавшийся начальником КГБ за его умение проводить жесткий курс. Операция РЯН, несомненно, помогла Андропову встать у кормила власти. Выступая в качестве Генерального секретаря со своим первым публичным заявлением, Андропов взял резкий тон. «Мы хорошо знаем, – сказал он, – что мир у империалистов не выпросишь. Его можно отстоять, только опираясь на несокрушимую мощь Советских Вооруженных Сил»[106]. Было ясно, откуда исходила поддержка для нового руководителя.

Андропов не произвел кардинальных изменений в унаследованной им системе. Говоря о внутренней политике, он во всех своих речах требовал укреплять «порядок и дисциплину» среди рабочих и управленцев. Тем самым он вторил тому, к чему со времен Ленина призывало большинство коммунистических руководителей. Для людей, слышавших его выступления по телевизору, это означало дальнейшее затягивание поясов, сохранение централизованного управления экономикой, борьбу с прогулами и усиление требований к трудящимся. Однако сами работники были гораздо более заинтересованы в повышении зарплат, улучшении жилищных условий, увеличении количества товаров в магазинах и в сокращении бесконечных очередей.