Перед «операцией» белобрысый сделал ей ещё один укол.
– Извини, дорогая, я не смог их отговорить, – сказал он и, щёлкнув кусачками, лишил её пальца.
Осознание происходящего пришло вместе с болью. Она истошно закричала, и где-то наверху включили громкую музыку. Бородатый крепко её держал, пока белобрысый останавливал кровотечение и тщательно перевязывал страшную рану. Потом ей дали какие-то таблетки, от которых боль притупилась и вскоре она крепко уснула.
Через неделю ей отрезали ещё один палец.
Печально покачивая головой, белобрысый любезно предложил ей выбрать: убрать для симметрии мизинец на другой руке, или отсечь безымянный на той же, чтобы на одной кисти у неё осталось их только три.
– Мне очень жаль, дорогая, но придётся это сделать, – говорил белобрысый, – видишь ли, твои родичи никак не хотят заплатить за тебя требуемый выкуп, а все мы здесь, по сути, такие же заложники обстоятельств, как и ты, детка. Такова жизнь… Сожалею, но я вынужден это сделать.
Под действием наркотиков, она с трудом воспринимала происходящее, но общий смысл его тирады всё-таки уловила.
– Режь безымянный, – крикнула она и расхохоталась.
Ещё через неделю, её родители собрали требуемую сумму и передали похитителям. Для этого им пришлось продать квартиру.
***
Глубокой ночью в паре километров от жилых кварталов девочку вытолкнули из тонированной иномарки на обочину, и она, шатаясь, побрела в сторону дома, где раньше была их, ныне проданная, квартира.
Дойдя до жилого массива, она в изнеможении уселась на разбитый бордюр, уткнулась лицом в колени и начала засыпать.
– Девушка, что с вами? Вам плохо?
Она медленно подняла голову и обернулась.
Её ещё совсем недавно юное и миловидное лицо превратилось в жуткую физиономию законченной наркоманки. Под глазами залегли противоестественные для пятнадцатилетней школьницы мешки, из носа свисали застывшие сопли, а губы распухли и кровоточили.
Перед ней стоял молодой человек в военной форме. Он в удивлении раскрыл рот, собираясь спросить что-то ещё, но запнулся. Хмурясь, он оглядел её с ног до головы, задержав взгляд на пожелтевших синяках в районе предплечий и изувеченной руке.
– О господи, что эти звери с тобой сделали, – с жалостью пробормотал он. – Идём, я отведу тебя в больницу.
Ничего не говоря, она попыталась встать, но не смогла.
Молодой человек взял её на руки и бережно понёс в больницу.
– Сынок, я прошу тебя, не надо! Подумай о нас с матерью, пожалуйста!
Начав с традиционной прелюдии ни о чём, отец вскоре завёл привычную шарманку о главном. Неделю назад сын объявил родителям о своём решении ехать на войну и теперь они капали ему на мозги каждый божий день, пытаясь отговорить от патриотичного намерения защищать Родину.
Мать в этих разговорах почти не участвовала, она просто сидела рядом и смотрела на него так, будто он стоит перед ней с заряженным пистолетом и целится в голову. Этот её вид, надо полагать, имел цель передать ему всю глубину её страданий без слов, а для того чтобы абсолютно точно дать понять, что от него требуется, чтобы эти страдания прекратить, мать время от времени кивала головой в такт отцовским речам и слабым голосом произносила: «совершенно верно».
– Сын, ты уже отслужил срочную службу и больше ты Родине ничего не должен. Этот военный конфликт – локальный и в нём принимают участие профессиональные службисты.
– Я тоже профессиональный, как ты говоришь, службист, папа, – резко ответил он, – поскольку заключил контракт, если ты не помнишь!
