За их спинами – шуршание тормозящих колес. Из машины Билла выходят Билл и Дан. Глубокий шок у Дана и Сьюзен.
СЬЮЗЕН (задыхающимся шепотом): Ничего себе старинный дружок.
ДАН (в полной растерянности и нерешительности): Черт меня побери!..
БИЛЛ (разглядывая Сьюзен): Вот это девочка!
ПЕННИ (рассматривая Дана): Таких не бывает. (Вслух – Дану.) Меня зовут Пенни.
ДАН (слегка выходя из оцепенения): Дан.
БИЛЛ (обращаясь к Сьюзен): Билл.
СЬЮЗЕН: Самый настоящий Билл, настоящей не может быть. Только так и должен выглядит Билл, а все остальные Биллы, оказывается, просто самозванцы. А я Сьюзен.
БИЛЛ: Похоже. Очень похожа на Сьюзен. Нам, когда в школе объясняли, что такое Сьюзен, совсем не то показывали.
Из багажников обеих машин достается снедь и прочие боеприпасы головокружительно легкого и шипучего алкоголя по типу шампанского (какую ж дрянь иногда делают в Нью-Йорке!).
Пикник проходит очень весело, но с запятыми и многоточием рассеянной перевлюбленности все четверых. Завалившиеся пары дотлевают на глазах, и на этих руинах отношений начинают строиться две новые пары – бурное счастье Билла и Сьюзен и застенчивая радость Пенни и Дана.
СЬЮЗЕН: Я хочу предложить выпить за Пенни, за ее счастливую идею этого пикника. Чтобы теперь с нами ни стало, я ей страшно благодарна.
БИЛЛ: Кто б мог подумать, что я нужен был тебе, Пенни, только для того, чтобы я сегодня приволок Дана. Это немного грустно, но это так – и это, признаться, хорошо. Я чувствую теперь себя свободным для настоящего (смотрит на Сьюзен со спокойным восхищением).
ПЕННИ (всем, особенно Дану): Я не знаю, что тут происходит, но мне кажется, что это не наваждение и не чужая воля. Мне кажется, я была лишь тенью любви Билла, а теперь могу и сама.
ДАН: У нас это называется рокировкой. Но я впервые участвую в двойной рокировке. Это, разумеется, не по правилам, потому что, оказывается, настоящая жизнь – игра не по правилам – и морали, как басня, не имеет. Что выходит, то и выходит. Главное – не сыграть вничью с самим собой и жизнью.
Пикник кончается тем, что Дан и Пенни уезжают на одной машине, а Сьюзен и Билл – на другой. Пустынная обзорная площадка. Голубые, синие и белые краски дневного великолепия сменились неподвижным золотом неба, как на иконах, серебряной рябью океана и охряным трепетом скал. По далеким страницам воды гуляют неясные и быстрые тени иероглифов, каллиграфически совершенные и таинственные.
Нашедшие друг друга
Мы видим поочередно две обнаженные спины – Билла и Сьюзен. Среди мельтешения и сумасшедшего галопа кадров начинает проступать ритм, такт и логика акта любви. Фонограмма синхронии бессловесных звуков утоляемой страсти, плотной, насыщенной. Это кажется нам единым зверем с двумя спинами – мускулистой Билла и гибкой, нежной Сьюзен: так синхронно и едино они действуют и выражают свою страсть.
Этот торжествующий и дикий акт любви заканчивается слитным ревом достигнутого.
Теперь они лежат, полуприкрытые простыней, как две половинки игральных карт, обращенные друг к другу. Весь интерьер их любви красочен и ярко живописен. Они долго молчат, изможденные любовью и ожидающие возвращения желаний.
СЬЮЗЕН: Ты помнишь миф о Беллерофонте?
БИЛЛ: Признаться, смутно. Это который на крылатом коне летал?
СЬЮЗЕН: Да, на Пегасе. Однажды он сражался с Химерой – прекрасным до ужаса монстром. И пока сражался, влюбился в нее.
БИЛЛ: Вот дурак!
