С самого раннего утра условленного дня в родительском доме Талды-Кургана Андрей не отходил от радио: он ждал обещанных вестей. Но вот день прошел, а никаких вестей так и не было. Не было их и на следующий день, и на день, наступивший после следующего. Не было их и на следующей неделе – их не было вообще. По прошествии какого-то времени Андрей решился наконец возвратиться в Ленинград, куда начали подтягиваться постепенно и другие сбитые с толку члены группы. Наверное, они вели между собой беседы, подобные беседе двух учеников по дороге в Эммаус, пока к ним не присоединился Христос, но дело не в этом, а в том, что вскоре в Ленинград вернулся еще один участник группы, ради которого я и пересказываю эту историю, ибо в этом, по-моему, и заключается самое интересное. Этот человек был уверен, что предсказанная катастрофа свершилась, земная цивилизация уничтожена и большая часть человечества погибла, а то, что все как бы осталось по-прежнему, невредимый Ленинград стоит на своем месте и он сидит в крохотной комнатке питерской коммуналки в прежней компании посвященных, в то время как за стенкой продолжает нервничать знаменитая органистка Нина Оксентян, – все это лишь кажимость, лишь майя, лишь демоническое наваждение, которое послано ему как искушение и как испытание. Никакие уговоры, никакие доказательства не могли убедить его в обратном, и он твердо стоял на своем, что и привело его в конце концов в психиатрическую лечебницу.
5
Конечно же, к этой истории можно относиться по-разному, но мне она кажется крайне поучительной. Меня восхищает стойкость и бесконечная преданность идее, несмотря ни на какие внешние обстоятельства и ни на какие самые убедительные доказательства.
Ну а если говорить серьезно, то не нам, людям, остановившимся на полпути под давлением внешних условий, судить о тех, кто, невзирая ни на что, дошел до конца и переступил последнюю черту внутри себя, ибо мы не можем знать, что им открылось и что они увидели за этой чертой. Для нас конец – это всего лишь конец, в то время как для них конец – это всего лишь начало чего-то неведомого и, может быть, настолько несовместимого с нашим миром, что единственным подходящим местом для них здесь будет действительно только дурдом. Если же быть еще серьезнее, то следует заметить, что нельзя говорить о конце самом по себе, ибо в каждом конце заключено начало – об этом знал еще Гийом де Машо, но, может быть, с наибольшей полнотой эта проблема раскрывается в «Книге перемен». Конец – это всего лишь одна из ситуаций, находящаяся в ряду других ситуаций. К тому же конец – это не просто точка, не просто момент, но процесс, в котором можно выделить несколько стадий. Каждая ситуация, представленная в «Книге перемен» отдельной гексаграммой, являет собой процесс, распадающийся на шесть стадий, отражаемых шестью позициями гексаграммы. Последние же две гексаграммы «Книги перемен» есть не что иное, как графические образы двух ипостасей, или двух ликов, конца. Ю. Шуцкий переводит названия этих гексаграмм как «Уже конец» и «Еще не конец», а Б. Виногродский в своем издании трактата Лю И-Мина «Алхимия “Книги перемен”» переводит их как «Уже уравновешено» и «Еще не уравновешено». Я не буду сейчас вдаваться в обсуждение смысловых различий этих переводов и тем более не буду выносить какие-либо оценочные суждения, оставляя все это на долю профессиональных китаистов. Сейчас меня будет интересовать только соотношение этих двух ипостасей конца с идеей перерождения зоны
