– Что это значит?
Ан Джей обошла иероглиф вокруг.
– Это «куки» – с японского «воздух».
– Ты куда-то летишь? – Раймонд снова сел за стол.
Девушка постояла над песком и заняла прежнее место в кресле.
– Послезавтра лечу во Вьетнам.
– Не лети, – коротко ответил Раймонд.
– К чему все эти игры? Ты хочешь, чтоб я осталась здесь? С тобой? – взмолилась Ан Джей, игнорируя Кьета со стейками.
– Нет! – Раймонд промочил пересохшее горло шампанским. – Я просто хочу, чтоб ты не летела во Вьетнам.
Гостья закрыла изящными ладонями лицо и тяжело вздохнула.
– Как мне понять тебя Раймонд? Как? Есть ли на этой Земле хоть один человек, кто способен понять тебя?
Мистер Ли хотел пошутить про целый отдел ЦРУ, но сдержался.
Они поужинали. И побрели по сумеречному берегу. Небо наливалось синевой, туманные джунгли зеленью, а горизонт, словно рождественская елка, огнями заякорившихся яхт.
Вечерний океан пьянил гораздо больше алкоголя, и вскоре Ан Джей обняла Раймонда за руку. Она прижалась к нему всем телом, призывая остановиться.
– Я сегодня останусь с тобой, – азиатка потянулась к губам Раймонда.
– Ты не можешь остаться, – тихо ответил он.
– Тогда поцелуй меня. Я не хочу засыпать сегодня без твоего поцелуя…
Раймонд поцеловал. Одного поцелуя Ан Джей было мало. Ее губы и вправду походили на вишню – вкусно, но невозможно съесть много.
Она не прощалась. Просто развернулась и ушла к выплывшей на берег лодке. Раймонд проводил ее взглядом до самой яхты – возможно сегодня он видел Ан Джей в последний раз. Печати смерти просто так не исчезают. Отказавшись от опасного полета, иероглиф воздуха исчезнет, а ему на смену придет иероглиф воды, земли, огня или еще черт знает чего. Смерть с трудом отпускает тех, кого успела пометить. Для чего она это делала или, лучше сказать, для кого, Раймонд не имел ни малейшего понятия. Мистер Ли знал так много и в то же время не знал ничего.
В воздухе застыл образ старика Фрэнка. Тесная комната наполнилась криком санитарки – он снова помочился в кровать. Дед плюхнулся на панцирную сетку в ожидании чистого матраса, а дверь палаты с грохотом закрылась.
– Не злись на нее, – Раймонд поставил поднос с обедом на узкий столик.
– Ей недолго осталось, на таких грех обижаться, – безразлично ответил Фрэнк, заглядывая с любопытством в тарелку.
– О чем ты?
Совсем еще юный мистер Ли, подрабатывая в психиатрической клинике, довольно часто беседовал с пациентами.
– На ней печати смерти, – Фрэнк протер вилку единственной салфеткой и взялся за макароны под куриным соусом.
– Где именно? Я не заметил…
– Да везде, – дед во всю наворачивал обед, – то там проявятся, то сям.
– И как они выглядят? – не унимался Раймонд.
– Иногда как слова, порой как символы.
– И кто их ставит? – скептически прищурился подросток.
– Смерть ставит.
– Зачем?
– Чтоб не перепутать, – Фрэнк поднял на Раймонда прозрачные глаза.
Спустя четыре дня работница клиники угодила под рейсовый автобус – спасти ее не смогли.
– Фрэнк, ты слышал? Она умерла!
– Эх, а я ведь предупреждал, – с досадой произнес старик.
– Ты предупреждал? – нахмурился Раймонд.
– Ага, впервые я увидел на ее теле черный огонь. Так, словно им были покрыты все ее руки и часть лица. Жоржина! Нет, не так, – старик задумался, – Джорджия – сказал я, ты вся в огне! Проверь газ на кухне, а лучше ничего не готовь до самых выходных. Уж не знаю, поверила ли она, но на дежурстве в субботу ее руки были чисты как у младенца. Что ж, не прошло недели, а знаки появились вновь…
