3 | Поэзия - страница 16



Как пропавшие надежды,
Гор далеких меркнут грани,
Тихо падают одежды.
И в бокале созревает,
Яд безумствований ночи,
Краски блекнут, вечер тает,
Океан внизу клокочет
Этих песен тихий шепот
Внятен только мне с тобою:
То души печальный опыт
Плачет брошенным гобоем
Облака закат пропели,
Развернув себя как знамя.
Где же наше солнце село? —
Только завтра мы узнаем.
Ноябрь 2002

Осень в Марине

Печальным серебром – строка моих стихов
Среди туманной серости залива,
Меж кисеи, развешанной уныло,
Дождя, предвестника ноябрьских штормов.
И волны серые унылы как молва.
Последний луч, последние слова,
Они текут, мерцая, к горизонту
Как жизнь моя, которую я так
И не прожил. Невидимый маяк
Нас силится тянуть то к Риму, то к Вермонту.
Чем выше небо, тем глупей желанья.
Сегодня небеса спустились до волны
Они со мной и с будущим на ты,
Неся дожди и скуку расставанья.
Октябрь 2002

Осенний сонет

Пряных роз увядший аромат,
Пьяных грез ушедшее прощай,
Серой завистью затянутый закат,
По-сиротски журавли кричат:
Им нескоро путь держать назад,
И далек еще беспечный май.
Опадают годы в октябре,
Наливается забвением вино,
И встает на стынущей заре
Падший ангел мысли о Добре.
Свищет море в доме на горе,
Я войду в себя, себе окно.
Не шуми, усталый океан,
Не сердись соленою волной,
Все, старик, лишь – козни да обман,
Все пройдет – в песок и на покой.
Сентябрь 2002

Рыбак

Свистит волна и ветер воет,
и ноги вязнут в мокрой зыби.
Рыбак, подобно чайке, подбегает
в прибой, шипящий йодовитой грязью,
чтобы забросить в буруны тугую,
натянутую грузилом лесу,
потом ее, срывая пальцы, выбирает,
чтоб вновь забросить. Другой вьетнамец,
такой же щуплый и упорный,
сосредоточенно сажает на крючок
усатый, чахлый и усталый шримп.
В ведре – десяток по-азиатски тощих
рыбешек. У них и взгляд с прищуром.
Старуха где-то с алчущим корытом
ждет-не дождется утлого улова,
чтоб с жуткой вонью, с рисом или соей
сготовить ужин, сотворив молитву
неведомому нам восточному Христу.
На горизонте тонкой лентой серебро:
такой закат – к сардинам и макрели.
Вьетнамцу все равно, с какого боку
он к океану: с запада, с востока.
Его масштаб общения с планетой —
длина заброса спиннинга. Порой
к нему причаливает чайка
в надежде разделить улов. Напрасно:
он знает этих тварей, им только дай,
они и рыбака склюют, прожоры.
И все – как там, в разодранном Вьетнаме,
все те же водоросли, запахи и ветры,
все тот же океан, все та же мысль о жизни,
о том, что возвращенья нет,
а здесь опять клюет.
Сентябрь 2002

Марина – опять возвращаюсь…

Из холодов и дружеских попоек
Я возвращаюсь в сумраки себя,
Душа молчит и будущее ноет,
Сомненья и унынье теребя.
И все вокруг – так пусто и постыло,
И все внутри – давно обожжено,
Скользит сознанье по забытым милым
Все прожито, отпето, прощено.
И новый путь – как заново родился,
И новых далей – пестрый караван.
Я сам себе, наверное, приснился,
Я ни себе и никому не дан.
Я вновь один, ну, где же ты?
Лишь тишина… и вереница тополей
Моих забот, надежд и дней
Плывет в тумане по обочине судьбы.
Январь 2003

Ночная гроза

Седой покой усталой смерти
А где-то – грохот гроз,
Сходящих с поднебесий,
А где-то – стон любви
И ненависти крик.
Когда прервется стих,
Когда затихнет мысль
И кончится строка,
Дождь оборвется
Тишиной последней.
Мне внятен топот струй
По спящим поселеньям,
И я шепчу во тьму
И хмурым небесам
Заветную и скромную молитву:
«Стучи, стучи мне памятные рифмы,
Ночной заблудший непутевый дождь,
Верни ко мне Сизифа из Коринфа