Основание подо мной исчезает, и я грохаюсь вниз. Хорошо, что держусь за шею Кирова. Поэтому падаю на ноги. От боли тихо взвываю, но быстро возвращаю себе нормальное лицо, ибо папа уже таращит на нас глаза. Сразу сужает их и усмехается:
– Могу поздравить молодоженов? Вы прямиком из ЗАГСа?
Я выдыхаю и жмурюсь на мгновение. Стыд оседает на щеках сажей. А внутри меня все клокочет.
Ну и кретин же, этот Киров! Чертов джентльмен! Мне сейчас очень хочется, чтобы папа отчислил его моментально. В сию же секунду. Пинком под зад выгнал из академии и велел не возвращаться. И я бы ему добавила прощального пенделя.
– Поэтому, Яна, тебя на занятиях не было?
Черт, я забыла ему написать.
– Согласен, причина более чем уважительная, – папа опускает смешливый прищур на куртку, в которой я все еще хожу, и перебрасывает его на Кирова за мной.
Я тоже оборачиваюсь и вижу, как тот стоит истуканом, с распахнутыми глазами и сжатыми челюстями. В шоке.
– Пап, ты не так все понял! – выставляю обе ладони торопливо и трясу головой.
– А как это понимать? – папа вскидывает густые брови. Маленькие глаза расширяются. – Кавалер несет тебя на руках домой, никак жениться собрался?
Я чувствую, как он пригвождает Кирова взглядом. Мне мерещится, что тот аж плавится от этих слов. Киров в одной футболке, но дрожит, кажется, не из-за холода. Мы с ним переглядываемся. В красных глазах стынет ужас. Он о чем-то меня громко спрашивает без слов. Или молит.
– Пап! Да не так все! – я делаю полушаг вперед. Больная нога сразу напоминает о себе и останавливает меня.
– А что это тогда было? – папа переводит недоуменный взгляд с меня на Кирова и хмурится. – Неужели моя дочь тебе не мила?
– Мила, – по-пионерски отвечает тот, поднимая голову. Тут же тушуется и пожимает плечами. – Просто я ей… не очень.
Совсем болван?! Зачем признаваться в том, чего нет? Арх!
Папа довольно смеется. Беззвучно, но я слышу в пульсирующих ушах громкое «о-хо-хо».
– Пап, да врет он! – воплю на исходе. Хотелось бы еще ногой топнуть, но она болит.
– Брось, Яна, ты уже большая девочка, я все понимаю, – а говорит так, будто я маленькая и ничего не решаю, еще и отмахивается от меня рукой, типа не тявкай.
– Ничего ты не понимаешь, – цежу, как нашкодившая собачонка, которую в качестве наказания забили в угол.
Папа делает шаг вперед и протягивает Кирову ладонь, игнорируя мои отрицания.
– Афанасий Игнатьевич.
– Очень приятно, Дима. Киров. Учусь в вашей академии, на третьем курсе, – отвечает тот и пожимает ее.
– Полагаю, мистер АСИ не нуждается в представлении, – папа кладет руку на пояс, убирая пальто назад, и разводит другой в воздухе, как часто делает во время разговора с кем бы то ни было. Жест прицепился еще со времен преподавательской деятельности. – Признаться, Яна впервые меня знакомит со своим кавалером. Я польщен.
– Пап, никакой он не кавалер. И тем более не мой, – я сжимаю кулаки и стучу ими, только они ни обо что не ударяются. Смотрю папе в глаза. Пытаюсь его убедить. – Просто помог.
Киров опускает уголки рта разочарованно, как будто, правда, расстроился и переводит горящий взгляд с меня на папу и обратно, но молчит.
