– Ты на Яну не сердчай, – говорит Афанасий Игнатьевич, покачивая головой из стороны в сторону. – Она в неловких ситуациях всегда нервничает и теряется.
Как я ее сейчас понимаю. Вроде научился за годы жизни в неловких ситуациях ловко импровизировать, но сейчас такая, где хрен развернешься. Я растерян, как школьник. Уже и забыл, каково это чувствовать себя нашкодившим сопляком. Мама с папой давно забили на мое воспитание, все выкрутасы предпочитают игнорировать. А тут…
Взбрендило же мне поднять Воронцову на руки. В голове хороводом крутится множество стикеров «рука-лицо». Это мне самого себя хочется прихлопнуть. Хотя… я искренне пытался помочь.
Она, вообще, там добралась до квартиры? Может, свалилась сразу же за дверью подъезда и встать не может. И разумеется, сгниет лучше, чем о помощи попросит.
– Все в порядке. Я привык, – киваю для убедительности.
К чему привык? Зачем усугубляю ситуацию?
Афанасий Игнатьевич усмехается.
– Признаться, я боялся, что Яна приведет какого-нибудь хулигана, – у него голос такой доверительный. Ложится на уши, как бальзам. – Ну знаешь, анархиста из панк-группы, например, который весь в пирсинге и непонятно что употребляет.
Я сглатываю. Сам тоже иногда не понимаю, что употребляю.
– А тут ты, мистер АСИ, – Афанасий Игнатьевич оглядывает меня бегло. – Я ведь и маму твою неплохо знаю. Анастасия столько делает для наших студентов и академии. Очень уважаю ее за это.
Теперь понятно, откуда такая благосклонность. Мне остается только поддакивать и соглашаться. И благодарить маму за авторитет, которым я могу защититься. Выходит, можно было и перед Воронцовой на карачках не ползать? Бля.
– Поэтому я буду рад тебе помочь, – Афанасий Игнатьевич подходит сбоку и кладет руку на мои плечи. – А с носом что?
Он рассматривает меня внимательно. Есть в его взгляде немного жалости и сомнения.
– Я тайским боксом занимаюсь. Вчера на спарринге неудачно увернулся от удара, – махаю рукой, показывая, что дело пустячное. Хотя на Светика все еще злюсь. Побаливает. И уродует мое прекрасное личико.
Афанасий Игнатьевич соглашается и кивает. Теперь в его взгляде – уважение. Или мне очень хочется это в нем увидеть.
– Яна твердит, что не любит цветы, но ты не обращай внимания, – он чуть притягивает меня к себе, теребя за плечо. – Все равно дари, она втайне будет радоваться.
Мне приходится коситься на него. Я улавливаю краем глаза его подмигивание. Становится совсем неловко. И жарко, и холодно одновременно. Сердце скачет галопом. Я пытаюсь хотя бы часто не дышать, но так только сильнее выдаю свою нервозность.
– Еще она любит корейскую кухню и фотографировать. Выставки всякие обожает посещать. Черпает в них вдохновение, – Афанасий Игнатьевич уводит мечтательный взгляд в небо.
И я за ним. Там пусто – ни облачка. Мы одновременно опускаем головы и встречаемся глазами. Я набираю побольше воздуха в легкие, которые становятся тугими от стеснения. Хотя он некрепко держит меня за плечи.
– Из литературы Яна предпочитает Ахматову и Мураками.
Рю или Харуки, хочется мне уточнить, но не решаюсь. Ладно, у нее самой спрошу, хоть будет о чем поговорить. Я ни того, ни другого не люблю. Тоскливые они слишком. Философии много, а движа мало. Но галочку в уме ставлю. Все пригодится.
– В общем, не сдавайся, Дима. Ты парень, уверенный в себе, неглупый, найдешь к ней подход, – Афанасий Игнатьевич хлопает меня по груди и наконец отпускает, а сам идет к подъезду. – Рад был познакомиться.
