Он поджимает губы и вздыхает, а затем опять улыбается. Быстро перебарывает гнев. Всегда завидовала его выдержке.
– Просто у вас возраст такой. Весна тем более на дворе. Надо влюбляться, глупить, веселиться. А то ты вечно в фотошоп7 свой уткнешься и сидишь часами.
– И мне хорошо, – я демонстративно ухожу в ванную комнату. Правда, от хромоты избавиться до конца не могу.
– А с ногой-то что? Поэтому он тебя тащил? – кричит в спину.
– Упала, ушиблась. Ничего страшного.
– Это врач сказал?
– Да, – я хлопаю дверью в ванную, отсекаю себя от надоедливого папы.
Он меня поражает. Внезапно решил поиграться в свата, как будто Милка его покусала и заразила этим неизлечимым недугом. Просто не знает про Матвея. И про то, как влияет на всех парней в академии невольно. Такой наивный, так легко поверил, что сам мистер АСИ, за которым наверняка все девушки охотятся, влюбился в меня с первого взгляда. Даже Матвей не влюбился. Ни с первого, ни с тысячного. Все просто не хотят мне отказывать, боясь кары. А Киров тот еще уж. Быстро сообразил, что к чему, и ляпнул глупость. И меня в это втянул. Папа теперь будет на мозги капать.
Я мою руки и умываю лицо. Кожа впитала в себя тепло Кирова. Набираю много пенки, чтобы хорошенько отмыться, но все равно еще чувствую фантомы его прикосновений.
На выходе из ванной мы с папой снова сталкиваемся.
– Больничный дали? А как же чемпионат? – он смотрит на мое бедро, которое я потираю рукой. Так словно легче терпеть боль.
– Нет, завтра пойду на учебу уже. А чемпионат придется пропустить. Елене Григорьевне я написала, – стараюсь придать тону голоса немного разочарования, но папа не покупается.
– Придется? – он усмехается. – Очень видно, как ты расстроена.
Я игнорирую это. Хожу ведь на ходьбу, как он велит, – достаточно. Любить ее заставить он не сможет. Как и Кирова.
Папа как будто мысли мои считывает и говорит:
– Этот Киров – отличная партия. Я и маму его знаю. Она известный в городе человек. В культурной среде. Студентов наших курирует и помогает им устроиться в жизни. Проекты интересные для них организует, – папа застревает в проеме, поворачивая за мной голову. – А отец – успешный ресторатор. Приличная семья.
– Пап, перестань, пожалуйста. Это последнее из-за чего я буду выбирать себе молодого человека.
– Вообще-то, это немаловажно. Ты потом поймешь, – цокает он и пропадает в ванной.
Только захлопывает дверь, за ней возникает Милкина округлая фигура в синем платье. В таком бы на свидание ходить, а она в нем всю домашнюю работу делает, прикрывая поясным фартуком, который сам из белого тонкого хлопка и ни от чего не защищает. Руки она упирает в бока, бряцая браслетами, которые носит на каждом запястье пачками. Маленькие черные глаза смотрят очень зорко, в самый корень задних мыслей, поэтому я гляжу на фиолетовый аметист, утопающий в расщелинке между пышными грудями.
– Ну-ка, хвастайся! Кого ты там выбираешь?
Своих бровей у Милки почти нет, зато нарисованные – очень жирные, темно-коричневые, но не настолько, чтобы совпадать с угольным цветом ее волос. Одну из них она приподнимает.
– Ты бы хоть про ногу мою спросила, – бурчу я обиженно, потому что интересую Милку исключительно как объект сплетен. Не знаю, правда, с кем она потом их обсуждает. Разве что с бабушками у нашего подъезда.
– Да я слышала, что все в порядке, – Милка даже не смотрит на мое бедро, зато подмигивает. – До свадьбы же заживет?
