В пути звонит мама. По видео. Я прочесываю волосы назад, чтоб уложились более-менее аккуратно, а то опять начнет предъявлять за мою неряшливость.
– Диша, ты меня удивил! – тянет она, мотая головой. Глаза у нее чаще прищуренные, но сейчас мама их давит из орбит. – Мне Афанасий Игнатьевич по секрету рассказал, что ты за его дочерью ухаживаешь.
Блядь. Не думал, что ректор АСИ такой сплетник. И часа не прошло, все уже в курсе, походу.
Судя по выражению, мама очень рада этой новости. Еле сдерживает ухмылочку. Глаза опять щурит лукаво. Ненавижу этот взгляд. Даже если через камеру, мне некуда от него деться. И сейчас приходится гореть под ним и мириться.
– Не знала, что тебе такие нравятся, – продолжает она, не получив от меня никакой словесной реакции, только вздох и жалостливые глаза. – Яна – отличная девушка. Не вертихвостка, как твоя Лера.
– Мам! – во мне быстро просыпается злость. Кофе ее чуть притупил, но несильно.
– Ну, было и было. Я рада, что ты нашел наконец-то нормальную девушку, – мама отводит от себя камеру обиженно и показывает крутой профиль, демонстрируя острые скулы. У меня всегда срабатывает ассоциация с Малефисентой8, которую исполнила Анджелина Джоли.
За копной крашенных белых волос едва ли что можно разглядеть, но я узнаю очертания маминого кабинета. Разгар дня. Все на работе.
– Еще бы Воше найти… – это она произносит с глубокой печалью, и я сразу чувствую себя виноватым. Даже не в том, что развел брата с невестой, а в том, что раньше него оправился. Как будто. Хотя нихуя это не так. Я не оправился. И обещание свое сдержу.
– Найдет, – говорю сломанным голосом, но я на самом деле убежден. – Уже начал искать.
– Это хорошо, – мама смотрит в камеру и улыбается мне. Встряхивает головой и снова становится кокетливой. – Как давно ты общаешься с дочерью ректора? Где вы встретились? Почему со мной не знакомил?
– Потому что мы не встречаемся.
И я трачу целых пятнадцать минут, то есть всю оставшуюся дорогу до академии, чтобы убедить маму в отсутствии отношений между мной и Воронцовой. Но полную правду я рассказать не могу. Приходится придерживаться той же версии, что и для ректора.
Во-первых, мама за меня уже обрадовалась. И расстраивать ее мне не хочется. Она и так сильно переживала за нас с братом, боялась, что мы теперь навеки останемся волками-одиночками и даже друг с другом уже не помиримся до конца. А значит, оба помрем от обезвоживания, потому что некому будет поднести стакан воды на предсмертном одре.
Во-вторых, мама всегда ненадежна и может легко проговориться ректору, раз у них, оказывается, такое тесное общение. И почему-то я убежден, что тогда меня ничто не спасет, ни звание мистера АСИ, ни авторитет матери, ни даже его дочь, на симпатию которой мне и надеяться теперь не стоит.
В-третьих, мне все равно придется за Воронцовой ухаживать. Ректор мне столько подсказок дал и наверняка огорчится, если завтра его дочь придет без цветов.
