— Боюсь, — широко открыв глаза, честно признаюсь я.
Дыхание прерывается и скрыть бы, но он настолько близко, что без шансов. У меня точно.
— Чего?
На его лице нет улыбки, одно безграничное обещание.
— Вас, Илья Глебович.
Как выговорила — не знаю, чувствуя, что задыхаюсь под испытующим взглядом.
— Неправильный ответ, Маша.
Усмешка. Взгляд. Переплетённые пальцы. И руки, которые Глебов фиксирует над моей головой.
Перед тем как показать правильный ответ.
4. Глава 4. Глебов
Закрытые глаза, длиннющие ресницы, приоткрытые губы и прерывистое дыхание.
Что ты, кретин, делаешь?!
Шумно выдохнув, приходиться отпустить Машины ладони, отойти на шаг и поднять выпавшую из её рук куртку.
— Спасибо за торт, — глядя в расфокусированные зелёные глаза, я вылетаю за дверь.
Мысли все как одна альтернативно русские, но даже мат не помогает. Спуск по лестнице с двадцатого этажа тоже.
Хуже всего то, что непонятно как меня вообще могло переклинить. Особенно так. Особенно, после Данкиной измены. Хотя с ней последние пару лет всё было настолько хреново, что хоть закапывайся, чем я и занимался, не вылезая из универов и подработок, якобы, чтобы накопить на свадьбу. По факту же, чтобы не вступать в очередные разборки на одну из миллиона подходящих ей тем.
Подножка. Шлем. Ворота.
Медленные настолько, что ладони обжигает воспоминанием о хрупком податливом теле. И о нежно-розовых, обещающих какие-то невероятные открытия, губах.
Помог девочке? Решил, что в невинном поцелуе нет ничего такого? Вот теперь и разгребай. И такое, и не такое.
Чертыхнувшись, я подаюсь вперёд и вылетаю в не до конца открытые ворота. Подальше от искушений, наивных студенток и незабываемого аромата сливочного крема на её губах.
***
Проходит неделя, наполненная любимой работой, выкидыванием лишних Данкиных вещей и отцовскими угрозами. Неделя после идиотского студенческого спора, о котором я успел забыть, пока не попал на ковёр к проректору. Вот так сразу, без лишних промежуточных инстанций.
— Илья Глебович, вы прекрасный преподаватель, один из лучших, но поймите и нас, — вздыхает немолодой уже, но подтянутый и в целом адекватный обычно проректор, — факт ваших… неформальных отношений со студенткой зафиксирован таким количеством лиц, что проигнорировать это дело мы не можем.
И приходится объяснять то, что проректор знает без меня — и о совершеннолетнии всех участников «неформальных отношений», и об идиотском споре, и о том, что парковка находится за пределами университета. Хотя поцелуйся я с Морозовой на паре, отчитываться не пришлось бы вовсе, потому что, доложившая о «возмутительном происшествии», сорокалетняя пуританка-историчка этого бы и не увидела.
Не добавляет хорошего настроения и родительский звонок. Проблема назревала давно, но к тому, что отец перейдёт к прямым угрозам, я как-то не готовился. Конечно, Женька, в том самом предпоцелуйном разговоре предупредил, что вокруг моих счетов назревает нездоровая суета, но родительского ва-банка я не ожидал.
Не в этом году точно.
Но жизнь прикладывает меня темечком уже не первый раз и вряд ли в последний. Хуже всего, что отец настроен решительно. И с его вчерашним «сделаю так, что ни один самый зачуханный ПТУ не возьмёт тебя на работу» приходится считаться. Потому что да, он может.
Вот только угрозы его мне давно до фонаря, главная проблема в другом — отцу хреново. Настолько, что об этом мне приходится узнавать какими-то совсем кривыми путями. И вся эта история с шантажом и требованием приехать «ещё вчера» вполне может быть предвестником больницы, а то и…
