Весь вечер я провел в библиотеке, большую часть времени рассматривая содержимое массивных деревянных полок, нежели чем читая. Я также периодически отвлекался на заходивших в библиотеку людей, которые предпочли литературу просмотру фильма, который показывали в соседней комнате. Во время своей прогулки с парнем в очках я узнал, что по воскресным вечерам в большом зале, предназначенном для собраний, проходил просмотр легендарных фильмов. Ничего неоднозначного или жестокого, лишь старая добрая классика, которая должна была заставить нас почувствовать себя лучше хотя бы на час с небольшим. Я любил фильмы, но предпочитал смотреть их в одиночестве. Моему уму было неподвластно, почему люди собирались вместе для занятия, имеющего столь индивидуальный характер. Десятки, а то и сотни людей сходились для того, чтобы сидеть рядом друг с другом в темноте и в тишине, каждый погруженный в свое собственное понимание происходящего. За всю жизнь я был в кинотеатре лишь пару раз, и то не по собственной инициативе. В то же время я понимал, что у находящихся в клинике не было выбора, и это было их, нашей, единственной возможностью избавиться от почти невыносимой тишины здешних вечеров.
Когда мне наконец-таки удалось сосредоточиться на истории, разворачивающейся в книге, я почувствовал чье-то присутствие и услышал скрип соседнего кресла. Повернув голову, я увидел Лару, чьи волосы впервые за все время были собраны в хвост, оголяя ее еще детское, но весьма симпатичное лицо. Она уставилась в книгу, но ее глаза не двигались. По ее слегка подрагивающим губам, которые словно пытались задержать вырывающиеся наружу слова, я понял, что она собиралась со мной заговорить.
– Как ты себя чувствуешь? – начала она без лишних церемоний, все еще уставившись в свой бумажный щит в твердом переплете, который будто спасал ее от необходимости посмотреть в мою сторону.
– Спасибо, хорошо. Как себя чувствуешь ты? – любезно ответил я, и тоже направил взгляд в свою книгу.
– Я-то в порядке, но ты… – Она замолчала и, громко захлопнув книгу, всем телом повернулась ко мне, подминая ноги под себя, видимо, готовясь к долгому разговору. – Я просто думала, что ты такой же, как и я.
– Что ты имеешь в виду? Что значит такой же, как и ты?
Что-то подсказывало мне, что это будет не самый приятный разговор. Верхняя пуговица моего поло неожиданно начала сдавливать горло, а ладони потеть.
– Нормальный, но с небольшими сдвигами. Без лекарств я могу неделю пролежать в постели или пробежать несколько километров, не останавливаясь, но я не псих-псих, понимаешь? Есть психи, которых держат в смирительных рубашках, а есть я, у которой часто меняется настроение, но я никогда не причиню вред другим или себе. Я думала, что ты такой же. – Слова Лары не звучали осуждающе, скорее ей было любопытно, но я не знал, что именно являлось источником ее любопытства, и это заставляло меня нервничать.
– И почему же ты поменяла свое мнение обо мне? – настороженно поинтересовался я, не находя в себе отваги посмотреть в ее сторону.
– Ты не помнишь, что случилось в пятницу во время медитации? – Голос Лары вдруг приобрел высокие, почти писклявые ноты, и я был убеждён, что если бы мы были одни в библиотеке, то она бы закричала.
– Если честно, то нет, – я отважился посмотреть на нее, но не увидел в ее глазах ничего, кроме неподдельного удивления.
