Лара так никогда и не рассказала мне об истории своей болезни, и я не спешил спрашивать. Какой от этого мог быть толк? Разве я сам не пытался уйти от обсуждения собственного состояния всеми доступными мне способами? Я знал, что копаться в других против их воли было крайне неудачной затеей, и предпочел не портить наши с Ларой отношения. Несмотря на бесчисленные различия у нас все же было что-то общее – ни она, ни я не спешили изливать другим свою душу. В Тихой Долине наши мысли обнажали с утра до вечера, так зачем же нам было терзать друг друга еще больше. Девушка, которая истерично смеется и бьется головой о стол, и взрослый алкоголик, который слышит голос и плачет во время медитаций, – думал я тогда перед сном, оценивая иронию и абсурдность наших обстоятельств.
***
Любопытство Лары не иссякло, и она не перестала расспрашивать о Тебе даже с наступлением октября, но все же большую часть времени нам удавалось найти другие темы для разговоров. Чаще всего мы обсуждали книги, которые читали по вечерам в библиотеке и других пациентов, над которыми Лара посмеивалась не только за их спиной, но и вовремя групповых сессий. Также мы говорили о планах на будущее, как правило, по выходным, когда неспешно прогуливались по мощеным тропинкам несмотря на то, что день ото дня становилось все холоднее, и солнце лишь изредка освещало Тихую Долину, неохотно показываясь из-за тяжелых серых туч.
Она рассказывала мне о том, как ей не терпелось вернуться к нормальной жизни. О том, как она не планировала поступать в университет, но и не собиралась говорить об этом родителям. «Я буду жить в городе, найду работу в небольшой кофейне или буду продавать билеты в кинотеатре. Я арендую маленькую квартиру в одном из старых зданий в центре и буду жить припеваючи». Она посвятила меня в свое видение будущего в один из редких дней, когда ветер не щипал лицо, а на небе не было и облачка. Мне нравилось, когда Лара говорила о себе: перед ней была целая жизнь, и ее расстройство, чем бы оно ни было, вполне могло быть совместимо с нормальным существованием. В этом было что-то умиротворительное – хотя бы на пару минут раствориться в чужих мечтах и забыть о том, что и у меня могли быть желания и стремления. В конце концов, ее желания и стремления казались мне более реалистичными, чем мои.
– Чем еще ты будешь заниматься, когда переедешь в город? – спросил я в ожидании услышать что-то грандиозное и почти фантастичное, что-то настолько дерзкое, что может прийти в голову лишь двадцатилетней девушке.
– Что ты имеешь в виду? – Она посмотрела на меня с недоумением и замедлила шаг.
– Ну, чего ты хочешь добиться в городе? Возможно, ты хочешь стать художником или актрисой, может, и вовсе напишешь книгу или будешь сочинять музыку, – я замолчал, но Лара все еще смотрела на меня так, будто я говорил на незнакомом ей языке, – Каковы твои большие планы, кроме маленькой квартиры и работы в кофейне? – осторожно добавил я. Ее лицо расплылось в улыбке, как будто ей потребовалось немного больше времени для того, чтобы понять суть моего вопроса.
– Ах, ты об этом, – на мгновение отведя взгляд в сторону и будто задумавшись, она ответила голосом, наполненным непринужденной уверенности, – Я не знаю, чем еще я буду заниматься, но мой грандиозный план заключается в том, чтобы просто жить. Понимаю, это может показаться глупым, но, поверь, в этом больше ценности, чем может показаться. Просто жить удается далеко не каждому.
