350 - страница 4

В дальнем углу сада два офицера на скамейке оживленно беседовали с двумя светловолосыми девушками.

– Правильно говорят, лучшая защита – это нападение. Это что за выходка была?

– Само собой вырвалось. На самом деле, у меня другая задумка была, Агам[13].

Наргиз называла меня «Агам». Однажды мама услышала, ей не понравилось, что жена сокращает имя мужа, и она перестала это делать на людях.

– Какая еще задумка? – удивился я.

– Узнаешь на следующем параде, – она хитро улыбнулась, но, как бы замявшись, быстро отвела взгляд.

Я сделал вид, что разозлился и вырвал руку.

– В таком положении пускаешься в дальнюю дорогу и даже не спрашиваешь совета.

Наргиз совершенно спокойно снова взяла меня под руку.

– Это почему же не советовалась? Ну, например, я хотела, чтобы мы поехали на фаэтоне. Знаю, что мать не любит шума паровоза, и запах вагона ей не нравится. Но она не согласилась, сказала, нельзя тебе прыгать часами на ухабах и пыль глотать. А я послушалась. Не волнуйся, я себя чувствую, как перышко. Чтобы увидеть тебя, Агам, готова была полторы сотни верст босиком пробежать.

– Босиком пробежать… А он?

– Он тоже бежал бы вместе со мной.

Я немного повысил голос:

– Не превращай все в шутку. Два года одного ребенка ждем…

– Тихо, услышит. Вырастет и разберется с тобой за то, что на его беременную мать кричал.

– Пусть только посмеет, уши надеру, – сказал я. А сам представил здоровенного малыша с торчащими из-под чепчика красными ушами, который, высунув руку из пеленки, грозил мне пальчиком. Не выдержал и улыбнулся.

Наргиз обрадовалась.

– Вот это уже другое дело. Перестань пугать нас злым выражением лица.

Мы гуляли по аллеям, отдыхали на скамейках, согретых весенним солнцем, потом снова кружили по парку, говорили о нашем будущем ребенке (Наргиз было все равно, а я хотел мальчика). Представляли, как будем его любить и растить. Я предложил придумать ему имя. Наргиз испуганно покачала головой:

– Ты что, нельзя давать имя еще не рожденному малышу, плохая примета.

Ну почему мы, мусульманские мужчины, такие? Всю любовь и ласку своим женам показываем только через детей? Считаем неприличным упоминать имя жены при чужих людях, «мать наших детей», говорим. Вот и во мне сейчас внутри все кипит, душа полна словами нежности. А я их произношу молча или адресую заветному сыну, жизнь которого неразрывно связана именно с ней и только с ней? Язык не поворачивается называть вещи своими именами. Просто иногда сжимаю руку идущей рядом женщины.

Надо бы перестать. А то синяк останется.

Наутро, попрощавшись с мамой и Наргиз, я вернулся в Сальянские казармы. По дороге позвонил с почты дяде, сказал, что ночью Сафтар муаллим отправит их с вокзала, пусть завтра пошлет кого-нибудь к поезду.

Вечером Пятый Бакинский полк организовал банкет в честь Новруз-байрамы. Все офицеры, принявшие участие в параде, были в числе приглашенных. Ожидался приезд военного министра, начальника штаба армии, командира второй дивизии, иностранных гостей.

Часам к семи мы все собрались в офицерской столовой. По указанию министра, чтобы досыта накормить аскеров в дни праздника, на каждого воина выделялось ежедневно сорок дополнительных рублей, так что еды и питья было вдоволь, столы ломились от яств. В нескольких местах на блюдцах были выставлены сэмэни[14]. Но никто не садился: все ждали главного гостя.

Главный гость задерживался. В столовой было шумно, высокие потолки усиливали гул, поэтому мы – прапорщик Мирали Гусейнов, подпоручик Пармен Даушвили, командир пулеметчиков, штабс-капитан Джебраил бек Алиев из Бакинского полка, ротмистр Герай бек Векилов, поручик Осман ага Гюльмамедов, ротмистр Юра Гаибов из Татарского конного полка, подпоручик второй артиллерийской бригады Соломон Чиджавадзе и я – вышли во двор, встали у здания, подальше от входа. Погода была по— настоящему весенняя, а настроение после парада просто отличное. До вчерашнего дня я никого из этих ребят – кроме Мирали, с которым в 1918 году учился в Гянджинской школе подпрапорщиков – и толком-то не знал. Так, отдавали честь и здоровались пару раз на плацу, проходя мимо: «Салам!», «Алейкум-салам!» По приказу министра с недавних пор в армии была принята именно такая форма военного приветствия. Но атмосфера, созданная парадом, которая до сих пор витала в воздухе, сблизила нас, мы словно давно дружили и побратались. Только разговор затихал, Чиджавадзе запускал очередной анекдот про пулеметчиков, а Джебраил бек старался не оставаться в долгу. Почему-то пушкари и пулеметчики любили дразнить друг друга.