39-й роковой - страница 55



– Особенность советского общества нынешнего времени, в отличие от любого капиталистического общества, состоит в том, что в нём нет больше антагонистических, враждебных классов, эксплуататорские классы ликвидированы, а рабочие, крестьяне и интеллигенция, составляющие советское общество, живут и работают на началах дружественного сотрудничества. В то время как капиталистическое общество раздирается непримиримыми противоречиями между рабочими и капиталистами, между крестьянами и помещиками, что ведёт к неустойчивости его внутреннего положения, советское общество, освобождённое от ига эксплуатации, не знает таких противоречий, свободно от классовых столкновений и представляет картину дружественного сотрудничества рабочих, крестьян, интеллигенции. На основе этой общности и развернулись такие движущие силы, как морально-политическое единство советского общества, дружба народов СССР, советский патриотизм. На этой же основе возникла Конституция СССР, принятая в ноябре 1936 года, и полная демократизация выборов в верховные органы страны.

Конституцией он имеет полное право гордиться. Им выработана самая демократическая конституция в мире, с правом прямого равного выбора при тайном голосовании, без каких-либо ограничений по полу, образованию, национальности, без статьи об оседлости, чего не было в конституции, вырванной революцией 1905 года у царя Николая, чего нет ни в одной конституции, европейской и даже американской. В Советской Конституции отражаются исторические достижения Советской страны, отчасти и его собственные успехи и достижения. В его Конституции заключается самый верный критерий правильности его внутренней и внешней политики. В ней он находит неисчерпаемую поддержку, как политическую, так и моральную. То, что эта Конституция была принята, было его безусловной победой. Правда, победа была кратковременной. Он с самого начала считал, что всеобщего прямого равного избирательного права при тайном голосовании далеко не достаточно для полного торжества именно Советской, потому что общенародной, Конституции. Он дополнил это право принципом альтернативности. По его указанию был отпечатан образец избирательного документа для тайного голосования. В этом документе указывалось три кандидата, один от рабочего класса, другой от крестьянства, третий от ВКП (б), причём им устанавливалось, что в Советах всех уровней должно быть не менее 40 % беспартийных, что должно было если не вытеснить, то значительно потеснить депутатов от ВКП (б). Это было его стратегическое решение. Альтернативность выборов неизбежно должна была отделить партию от Советов. Почему он считал такое отделение жизненно важным? Он считал такое отделение жизненно важным именно потому, что секретари партийных организаций всех уровней, презрев теорию, на практике подменили понятие «диктатура пролетариата» понятием «диктатура партии». В результате каждый, или почти каждый, первый секретарь на своем уровне превратился в «бога, царя и воинского начальника», как такое положение характеризует русский народ. Напрасно, он твердил и в выступлениях и в теоретических трудах, что эти понятия глубоко различны по своему существу, что в функции диктатуры пролетариата входит как насилие, подавление враждебных, классово чуждых элементов, так и построение нового общества, первой стадии – социализма и второй стадии – коммунизма, тогда как функцией партии является руководство сознанием, идейное и нравственное воспитание трудящихся масс. Напрасно он писал в работе «К вопросам ленинизма», что тот, «кто отождествляет „диктатуру партии“ с диктатурой пролетариата, тот молчаливо исходит из того, что можно строить авторитет партии на насилии в отношении рабочего класса, что абсурдно и что совершенно несовместимо с ленинизмом. Авторитет партии поддерживается доверием рабочего класса. Доверие же рабочего класса приобретается не насилием, – оно только убивается насилием, а правильной теорией партии, правильной политикой партии, преданностью партии рабочему классу, её связью с массами рабочего класса, её готовностью и её умением убеждать массы в правильности своих лозунгов». И ещё: «кто присваивает партии не присущие ей функции насилия в отношении рабочего класса в целом, тот нарушает элементарные требования правильных взаимоотношений между авангардом и классом, между партией и пролетариатом». Он служил свой молебен перед глухими. Они никогда не понимали сущности «взаимоотношений между авангардом и классом». Они тем более не понимают, что в Советском Союзе уже не существует антагонистических классов, что в Советском Союзе уже формируется единый советский народ, граждане СССР, с едиными, равными для всех правами и что, следовательно, в этих обстоятельствах не пристало партии присваивать себе не присущие ей функции насилия в отношении всего советского народа, то есть наделённых равными правами граждан СССР. Альтернативные выборы должны были наконец показать, кто действительно предан рабочему классу и трудовому крестьянству, кто связан с ними, кто умеет убеждать, кто умеет созидать, а не размахивать наганом и всуе болтать языком. О чём спросит избиратель каждого из своих кандидатов? Он спросит, как он улучшил условия его труда, как он увеличил выпуск продукции, необходимой народу, а не «американскому дяде», проложил ли он хорошую дорогу, построил ли хорошую школу, ясли, детсад. Кандидат от рабочих и крестьян найдёт что сказать. А что скажет первый, второй или третий секретарь, который взял на себя функции управления, а на деле ничем не управляет, а только размахивает наганом и болтает языком? Ничего он не сможет сказать, а если не сможет сказать, его прокатят на выборах и в местный и, тем более, в Верховный Совет. По его замыслу это должна была быть бескровная революция, то есть возвращение партии, прежде всего её первых, вторых и третьих секретарей, к выполнению своей единственной, чрезвычайно важной задачи – быть учителем и вождём. Он не мог, не был вправе и не имел желания принять единолично такое решение, он всегда отстаивал принцип коллегиальности и подчинялся решению большинства. В соответствии с Уставом он вынес свои предложения на Пленум ЦК, высший орган между съездами партии. Из кого состоял ЦК? Из тех же первых, вторых и третьих секретарей, которых он намеревался изгнать из законодательной и исполнительной власти, которая принадлежит только Советам и возвратить их на их законное место – «учителей и вождей». Они в мгновение ока уловили истинный смысл его предложений: шкурный интерес прозорлив. Они взбунтовались. Во главе бунтовщиков встал Эйхе, первый секретарь Западно-Сибирского крайкома ВКП (б). Ведомые им, громче всех кричали именно те, кто при ближайшем рассмотрении оказался не только исполнителем подрывных указаний, идущих от Троцкого, засевшего в Мексике, но и от резидентов немецкой и английской разведок. Сорок процентов беспартийных в Советах всех уровней, включая Верховный Совет? Этого не может и не должно быть! Не менее трёх кандидатов в избирательном бюллетене? Этого не может и не должно быть! Тайное голосование? Этого не может и не должно быть! Их аргументы имели под собой основание. Они говорили: в стране десятки тысяч не разоблачённых участников левой и правой оппозиции, в стране десятки тысяч недобитых помещиков и белогвардейцев, в стране десятки тысяч попов, сотни тысяч бывших уголовников и бывших кулаков. Разве не ясно, что всё это антисоветские элементы? С этим он не согласиться не мог. Разве новая Конституция не дала им избирательное право, равное с каждым убеждённым сторонником Советской власти? Он своей рукой вписал это равенство в свою Конституцию. Где гарантия, что все эти антисоветские элементы не попадут в Советы всех уровней, в том числе в Верховный Совет? Он отвечал: доверие народа. Они возражали: гарантией может быть только изгнание всех антисоветских элементов из советского общества. Это было решение большинства. Он не мог не подчиниться ему: его предложения не поддержали даже в Политбюро. Колебались даже преданнейшие из преданных – Ворошилов, Будённый. Что ему оставалось? Ему пришлось уступить. Он отказался от нормы представительства беспартийных. Он отказался от включения в избирательный бюллетень трёх и более кандидатов. Он настаивал только на сохранении тайного голосования. Его авторитет среди них был всё-таки очень высок. Они оставили ему тайну голосования, но какую цену за это пришлось заплатить! Они ни на день, ни на час не задерживались в Москве. Они буквально разбежались по своим околоткам. В своих околотках они создавали «тройки», как создавали их во время Гражданской войны: первый секретарь, прокурор, начальник местного управления НКВД. Они не признавали никакого суда. Они каждый день рассматривали десятки подлинных или наскоро сфабрикованных дел и наскоро выносили решение, поскольку решений у них могло быть только два: высшая мера и лагеря. Всего за полтора года они расстреляли около семисот тысяч бывших уголовников, бывших кулаков и всех прочих «бывших» и более миллиона отправили в лагеря. Заодно они истребляли друг друга. За те же полтора года ими расстреляно около сорока тысяч партийных и советских работников, в первую очередь первых, вторых и третьих секретарей всех партийных организаций, и такая ненависть накопилась у них к своим товарищам по борьбе, что во многих организациях за эти полтора года секретари всех уровней сменились по два и по три раза, так что на съезд были избраны те, кто оказался самым хитрым и самым жестоким.