505 - страница 3



Монета вынырнет. И блюдце

молочный сок наполнит вширь.


И снова жизнь пойдёт привычно:

от дома к лугу, с луга в дом.

Тоска лишь эхом бьётся зычно,

и в горле всё тяжёлей ком.


Преодоление


По гати топчем путь,

и след ведём вперёд,

познать чтоб мира суть,

продлить познанье, род;


чтоб выйти из болот,

и моря бриз вдохнуть,

икрой насытить рот,

на выси гор взглянуть.


Мы торим тропы вдаль,

минуя топь и штиль,

рогоз, осоки сталь,

густой трясины гниль.


Вперёд бредём к лучам

из этих затхлых мест,

где птицы не звучат,

где селится лишь бес.


Вперёд! И пусть сапог

останется в грязи,

обоз, обломки ног

в раскате злой грозы.


Мы верим, что вдали

цветов, дел ассорти.

И оттого в мели

отрадней нам идти.


Обновление


Роняя в снег чёрные вены,

стволы, да и кроны молчат.

Несёт с собой март перемены

и перья хрипого грача.


Растит и живых, и умелых,

всех чалых морозом рубя,

их топит в проталинных мелях,

о власти пришедшей трубя.


И снова дома станут не?жны,

умыты дождём, ветерком.

И лужа утопит ком снежный

в себе, в междучасьи тайком.


Всё крошится, капает, тонет.

Всё лишнее сбросит весна,

и новые струны затронет,

весь сор хороня у креста.


Капель утоляет всем жажду.

Всё падает так роково?…

Что падает на земь однажды,

то было давно уж мёртво.


Висельник


Струна петли звучит уныло,

дрожа прыжками тетивы.

И рот немой поёт остыло,

кивая клавишам листвы.


И скрип коры, и взмахи крыльев,

как серый ангел меж ветвей,

что поднимают собой пыльный

туман среди пустых аллей.


Сухой мотив мелодьей сушит.

Жаль, не опустит руку сук,

чьи жилы каменны, натужны.

И оттого всё дольше звук.


Красивый вечер для веселья

и песен, что любовь поют.

Иное соло нынче в деле,

какое гасит жёсткий жгут.


И немь звучит так упоённо,

хоть стихла музыка и хрип…

Застыл в поклоне утомлённо

вихор певца, приняв изгиб.


Стоит, как памятники, ровно,

без постамента и оград,

спустивши очи так виновно,

не ожидая слов, наград.


И листьев шум – аплодисменты,

какие кто-то из окна

за чудо примет, комплименты,

на звёзды глядя, как со дна.


Себастиан и Марла


Сожжём гремучий мир

давай, распалим жар?

Юродивы все мы.

Из сот гнилых нектар -


твой дар, бездарность жить.

Вокруг пусто?ты, мрак.

И их ли нам хранить?

Бездумье, ложь и рак.


Не воин, не факир, -

тем с ними я в ряду

с кого срезают жир,

и учат вновь труду.


В нас общая вина

и бесполезье в дне.

Они и ты, и я

должны стоять в огне.


Дрейф


Упал? Лежишь, и чуть мерцаешь,

дела оставив на потом;

и плоскость мира созерцаешь,

пиная камни драным лбом.


В цветных глазах сереют краски,

и младость духа уж стара.

И будней снятая, лет маска

лежит у лужи, как гора.


И всё плывёт уныло, топко,

лишь ты дрейфуешь на мели.

А верхом налитые стопки

тебя на рифы завели.


Одежды парус мокро реет.

Согнулась мачта, вся в клоках.

Пойти на дно не даст, согреет

старухи божия рука.


Пляж


Накатит пусть волна

и смоет с нас одежды.

Ты будешь мной полна,

а я тобой, надеждой.


Пусть камни тут скрипят,

песок с водой их гладят,

касаясь наших пят,

с ракушкой тихо ладя.


И солнце пусть глядит

на пляжный танец этот

и зонт, что смело вбит

и красящий нам лето.


И море пусть молчит,

в наш шёпот не встревая;

и пусть вино горчит,

внося интригу в рае.


Какой прекрасный рай!

Горою высься мило.

Звездой лежу, – играй,

закрыв собой светило.


И пусть лучи волос

взамен ему сияют,

и прыгают меж поз,

минуты так сменяя!


Свет


Пылают жаром тела печи,

рисунки дарит честный взор,

и льётся музыка из речи

и чистый свет из ясных пор.


Улыбка каждый лик приветит -

то враг ли это или друг.

И мёд сочит и ярко светит