505 - страница 4



в выси? блестящий неба круг.


И ширь отрадна, даль красива.

Все звуки радуют мой слух.

И рифмы пляшут все курсивом.

Влюблён я в каждого вокруг!


Вдыхаю чаще воздух мира.

Танцует шаг на сцене луж.

Гляжу на солнце – шарик сыра;

как на цариц, беззубых клуш.


Весенний день меня забавит

среди дымов и ярких стен.

И новый вдох чудес прибавит,

дурманя счастьем норы вен.


Дома, цветы и люди-блики.

Нет нынче грусти, боли, лжи!

Я – человек без маски, "ника".

Я рад, я радуюсь, что жив!


Рыбак


В тиши умело смастерил

крючок, удило, леску,

закинул метко меж перил

до вод и света всплеска.


Блесна вещала про улов,

и рыбы ей внимали

без веры, верности и слов,

прося, чтоб вынимали.


Они спасались, я ловил.

Завистники вновь ждали.

Хотел спасителем прослыть,

но удочку сломали…


Наживку сняли прямо в дождь,

укрыв от взора тряпкой,

её чтоб больше не нашёл.

И стало мне так зябко.


Лишился промысла и вод.

В садке моём лишь сотня.

Идёт за годом новый год,

лишь шире преисподня.


Забросил напрочь хобби лет,

теперь в покое, страсти

спасаю ангелов от бед

сачками – новой снастью.


Остановка "ЮВЖД"


Разъедемся пьяными в меру,

счастливыми чуть от вина,

последовав чести, примеру

по норам, где скука одна;


где стены, холодные кружки

и коврик свернулся от дыр;

где в спешке надкусаны сушки,

в кастрюле отплюнутый жир;


где нету веселья, лишь тени

молчат на полста языках,

шум пьяных наречий так ленно

опять созерцают впотьмах;


где клонятся плечи к подушкам;

где снова укорно стыдят,

и выхлопы горла, как пушка,

таранят пушинки, смердя.


Разъедемся. Взмахи ладонью,

как будто прощаясь навек

друг с другом, тоскою и болью,

ах, лётной души человек!


Андрею Юхновцу


Бархатная


Такая тёплая, что льду уютно даже,

хрусталятся снежинки, не ложась.

Ты – бриллиант среди песка и сажи,

туманами что вьются, не кружась.


Нескромная, и бархатна до неги,

кладёшься лакомо и к шее, и груди.

Пусть вовсе ты и не невинней снега,

но келья – ты средь яркой суеты.


По выемке спины ладонями и взором

плыву, по руслу, килем штиль пашу.

Со сладостью, поэзией, позором

тебя в себе причудливо ношу.


Тобою ласковой изнежен и истерзан

в потоках слов, надежды и вина.

И вкусы все, вкушённые из пе?рсей,

желанно так впиталися в меня.


И страсти льются ласковые ниже,

как водопады, и обратно ввысь.

Будь кружевней всех девушек Парижа,

ныряя в волны маковых кулис!


Татьяне Дерусовой


Влюблённый


В толпе обжитой дураками

и сотней жалоб меж причин,

бездумной речью, стариками,

и остью жал из всех личин,


среди и стройных, и холёных,

пошитых формами лекал;

среди бесчувственно-калёных

средь вееров и опахал


он скромной точкою в потоке

цветёт и в соре, и во тьме,

плевки минуя и мороку,

живёт в мечтающемся сне.


Такой живой и одинокий.

И хворь его, как чудо, дар.

Со взором мудро-волооким.

А из груди невидный пар.


Среди красивых, но лишённых

души, бредёт в пустой гурьбе,

он, тот пожизненно влюблённый,

хромы?гой тихою в толпе.


Мечты сбываются


Объяла мир любовь,

и пляшет конь в овсе,

сошла дрянная кровь,

и белка в колесе


обня?ла вдруг орех,

нагнав лихой финал;

и канул ярый грех,

как камешки в канал;


и спит телёнок в сене,

и к ели жмётся ель,

вино бежит по вене,

из русла в норы бель;


мошны богаты, души,

все сыты, щедр Бог,

волна ласкает сушу,

и в бой не рвётся рог;


послушны дети, звери,

богата всем земля,

приветливы все двери,

не ранит рук игла;


и слуг царицы хвалят,

и гвоздь прибит в доске,

все счастие всем дарят…

Лишь я один в тоске.


Заряна


Дари ему крыла? и вечер,

широкий облик юных глаз,

и стан задорный, узкоплечий,