7 футов над килем - страница 28

– Кстати, о языкознании, – вспомнил Представитель, – а кто это во время швартовки объяснялся с буксиром? Весь порт, затаив дыхание, слушал. Даже собаки бегать перестали.

– Он! Он! Ивашкин! – закудахтал замполит.

– Извините, – опять перебил его Дублёр, – я как раз на мостике был, разрешите уж мне и про этот случай доложить.

Замполит недовольно покосился на него, но и тут спорить не стал.

И Дублёр рассказал, как было дело. Ивашкин, узнав, что предстоят рейсы с заходами в порты испано-язычных стран, записался на курсы. На занятия он ходил от случая к случаю и больших успехов не выказал, но преподаватель, ни разу не бывавший за границей, к моряку благоволил. К нему-то Ивашкин и обратился незадолго до выхода в море с несколько странной просьбой.

– Вот, – матрос вежливо кашлянул и протянул тонкую школьную тетрадь, – напишите мне, пожалуйста, испанские выражения.

– Какие именно? – преподаватель с готовностью раскрыл тетрадь.

– Ну, эти самые… ненормативные, – Ивашкин вспомнил нужное слово.

– Какие, какие?

– Ну, ругательства! – досадливо пояснил ученик. – Сами понимаете, могут пригодиться.

– Чушь какая-то, – покрутил головой учитель. – А впрочем, если вам нужно…

– Ещё как! – Ивашкин возвысил голос – Только чтобы позабористее.

– Тогда нужно посмотреть кое-какую литературу. Ладно, на следующее занятие принесу.

– Знаете, а ведь я вам благодарен! – признался он через неделю, вручая Ивашкину готовое пособие по испанским матюкам. – Много для себя нового узнал. Даже со специалистами повидался. Интересная тема, если копнуть. А теперь объясню вам, как строить эти выражения и разнообразить их, создавая новые конструкции.

Перед заходом в Лас-Пальмас заказали буксир. Но то ли лоцман давал непутёвые команды, то ли экипаж буксира был с утра пьян, а всё выходило как-то наперекосяк, и капитан уже собирался взять руководство швартовкой на себя. Тут Ивашкин, поставленный на левое крыло мостика, и попросил разрешения спуститься в каюту за конспектом с необходимыми испанскими выражениями.

– Думаешь, поможет? – спросил капитан, известный своим либерализмом. – Ну, принеси, хуже не будет, – и принялся наблюдать за тем, как буксир, вместо того чтобы прижимать нос, вдруг отвалил и стал описывать циркуляцию.

Лоцман ударил себя кулаком по темечку и заорал что-то в портативную рацию. На буксире внимательно выслушали и сгоряча воткнулись между судном и причалом. Лоцман сгорбился, и на глазах его показались слёзы.

– Полный назад! Право на борт! – скомандовал капитан и сокрушённо добавил. – Как бы нам этих придурков не раздавить!

В этот момент на мостике объявился запыхавшийся Ивашкин и вопросительно взглянул на капитана. Тот лишь махнул рукой и подал очередную команду, чтобы на этот раз отвести от причала корму. Ивашкин, принявший капитанский взмах за разрешение действовать, вышел на крыло мостика, схватил микрофон, открыл тетрадку и, что есть мочи, заголосил на всю бухту. Он, тщательно артикулируя, прочитал все имевшиеся выражения от первого до последнего, потом без передышки повторил чтение с конца в начало. Из трубы буксира донеслось громкое: «Пук!», и он с ходу застыл на месте, чего с плавсредствами не бывает.

Одновременно с буксиром столбняк поразил и его команду – отчаянные канарцы застыли в причудливых позах, вслушиваясь в родную брань, звучавшую столь необычно. Все слова и выражения были хорошо знакомы и повседневно употребляемы, однако иноземный акцент, диковинные ударения, а главное высочайшее воодушевление говорившего заставили моряков недалёкого плавания испытать неведомый доселе трепет. Оцепенение продолжалось всего пару минут, потом вторично раздалось «Пук!» Люди забегали по палубе, и буксир, наконец, начал делать то, чего от него как раз добивались. Островитяне работали грамотно, с огоньком, а Ивашкин через мощные судовые динамики продолжал подбадривать их, комбинируя причудливым образом бранные выражения и создавая удивительные по выразительности идиомы.