– Ченнай, наверное, или Акюрейри!
На ее руке прямо перед моим лицом красовались часы.
– У Вас же вот часы!
– Эти? А они не ходят!
– Зачем же Вы их носите?
– Красиво! Красиво же? – и она спозировала с часами.
– Да, ничего, – смущенно сказал я.
– Знаете, колесная пара бьется о стыки рельс где-то раз в секунду. Так что если считать удары и знать время отправления, то можно прикинуть который сейчас час, – и она заливисто засмеялась, согнувшись вдвое и ухватившись за мою руку, чтобы не упасть.
Я совершенно не знал, как мне себя вести и потому просто стоял и ожидал, пока она успокоится.
– Ой! – оборвалась она, – а можно я Вас сфотографирую и немедленно начала распаковывать свою камеру.
– Нет, нет, не надо, я бы не очень…
Но она совершенно меня не слушала, подхватила объектив второй рукой и начала настраиваться на мое лицо. Я прикрывался рукой и неуверенно отговаривал ее от этой идеи – болтаться на пленке незнакомого человека мне совершенно не обещало ни малейшей радости. Между тем она спустила затвор прямо через мою руку, и мое отступающее лицо осело на серебристой пленке.
– Еще раз, – коротко выстрелила та и начала трещать механизмами, переводя кадр большим пальцем.
Я выпрямился, коль скоро мой отказ все равно не возымел силы, и попытался натянуть улыбку. Вид, конечно, представляю себе, у меня был совершенно не ко двору.
– Отменно-великолепно! – рапортовала проводница и начала суетливо прятать камеру обратно в толстый старинный чехол, крепившийся прямо к снизу фотоаппарата, – так, милый мой, что теперь?
Она осмотрелась в одну сторону, а потом в другую:
– Вы уже все тут исследовали?
– Более или менее, – ответил я.
– А я – нет, – озадаченно цокнула она, но тут же улыбнулась и утвердила:
– Идемте!
Она взяла меня за край рукава и потянула в другой конец вагона. Я вяло сопротивлялся, отдаваясь на милость дамы с котенком за пазухой, который торчал из разреза воротника и смотрел на все оголтело и затаившись. Я, надо приметить, тоже торчал из разреза воротника и выглядел так же.
Пробежав мимо всех дверей, проводница затормозила у туалета и эффектно поделилась: «тут у нас – туалет! Познакомьтесь», – и улыбнулась.
– Да, спасибо, – кивнул я.
– О! Кстати, сфотографируйте меня, пожалуйста!
– На фоне двери в туалет?
– Да, пожалуй, отличная идея!
И она начала распаковывать камеру. Сняла с объектива крышку, а затем скинула с шеи ремешок и вручила аппарат мне. Я совершенно не понимал, чего она пытается от меня добиться. Вместе с тем, ее беготня становилась все забавнее и забавнее и я покорялся ее просьбам, не находя возможности отвертеться, а скорее – я увлекся сам.
В видоискателе был кромешный мрак. Я посмотрел на объектив, все верно, он открыт, но в глазок я ничего не вижу. Ах, да, уж какой-то совсем серый силуэт начал проступать. Я прицелился примерно и нажал на кнопку. Фотоаппарат щелкнул – едва ли там что-то могло получиться.
– Отменно! У Вас определенно способности! – она забрала камеру из моих рук и, повертев колесиком, перевела кадр.
– Благодарю!
– Вы, кстати, в вагоне-ресторане не были случайно?
– Абсолютно случайно, – мотнул я.
– А зря! Наш «шеф», ну, Вы понимаете: «ШЕФ» – подает поразительный черепаховый суп! Я сама, правда, не пробовала. Но согласитесь, – раздосадованная, она прикусила губу, – черепаховый суп не может быть плохим?
Она заглядывала в мои глаза, и я, конечно, согласился:
